Почему так не происходит с философами? Мне кажется, здесь есть две основные причины.
Первая заключается том, что, как и любая область знания, философия может пересматривать собственный предмет и основания — то же самое мы видим в психологии, социологии, математике, физике и т.д. Однако, в отличие от большинства наук, где этот процесс интересует небольшое количество исследователей, а большинство могут функционировать уже в рамках сложившейся парадигмы, философы вопрошают об основаниях и предмете философии значительно чаще — собственно говоря, это одна из основных философских тем. Тем не менее такая ситуация не означает, что философы не знают, чем занимаются, ведь они могут обсуждать и другие проблемы в рамках определенного понимания того, что такое философия, в рамках определенной парадигмы. К примеру, лингвистическая философия концентрируется на прояснении выражений обыденного языка, считая, что в этом и состоит задача философии.
Курьезы возникают из-за того, что философ в ответ на вопрос о том, чем он занимается, отвечает, что — философией. А вопрос, что такое философия, часто переводит его в метаобласть, особенно если он не принял для себя какой-либо философской парадигмы. Но даже если и принял какую-то парадигму, он начинает размышлять об основаниях и предмете философии, тем самым вызывая ощущение того, что сам не знает, чем занимается.
Второй причиной выступает то, что философы оторваны от общественной жизни в силу двух вещей. Во-первых, у нас в стране не развита система популяризации философского знания. В результате философия оказывается совершенно неизвестной и закрытой областью, из которой проникают какие-то совершенно обрывочные куски информации, почему-то пользующиеся вниманием у прессы. А во-вторых, многие философы сами продуцируют образ отшельника-чудака, не желая общаться на нефилософские темы, закрываясь в башне из слоновой кости.
И это является, на мой взгляд, той ключевой проблемой, которой сами философы могут изменить.
«Очевидно, утрачено понимание конечного смысла философской деятельности. Ее смешивают с проповедью, агитацией, фельетоном или специальной наукой. Перспективу птичьего полета заменили перспективой лягушки. Речь идет о деле величайшей серьезности: возможно ли вообще сегодня или завтра существование настоящей философии? В противном случае было бы благоразумнее стать плантатором или инженером, чем-нибудь настоящим и подлинным вместо того, чтобы пережевывать затасканные темы под предлогом, «новейшего подъема философского мышления», и лучше построить мотор для летательного аппарата, чем новую и столь же излишнюю теорию апперцепции. Действительно, жалкое содержание жизни, посвященной тому, чтобы лишний раз и немножко по-иному, чем это делала сотня предшественников, формулировать понятие воли и психофизического параллелизма. Допускаю, что это может быть «профессией», но это отнюдь не философия» (Освальд Шпенглер. «Закат Европы»).
Среди философов существует формула «философии нельзя научить», которая употребляется к месту и не к месту, но порождает только непонимание. В ней речь идет о том, что повторяя действия, которые производят философы, -участвуя в конференциях, публикуя статьи, выступая, — стать философом не удастся. Но то же самое верно и в применении к любой другой области знания, подразумевая, что должно существовать некое «понимание», которое передается, порождается, хранится и «оценивается» в рамках коммуникации, которая создается практикой и традицией. Эта особенность гуманитарного знания приводит к тому, что ученые из одной традиции кажутся полными шарлатанами другим, как, например, бихевиористы, интерацкионисты и феноменологи в психологии.
Однако эта формула часто трактуется таким образом, будто бы существует некая «единственно верная философия», которой нельзя научиться, некий эталон философствования. В таком смысле это утверждение неверное, философии можно научить. Вопрос об успешности и умении философа оставим за рамками.
Но и профессиональный подход может привести к изоляции. Часто в научной и философской среде можно обнаружить мнение, что ученый — это только ученый и высказываться о чем-либо другом ему не следует. На первый взгляд, все в порядке, это принцип воздержания от оценки, спасение от псевдонаучности. Но я вижу тут смешение подходов. Человек может быть философом — это его профессия, например парикмахер либо врач. Профессия накладывает определенные черты, в рамках профессиональной деятельности следует отказываться от персональных, личностных суждений. Но это ни в коем случае не значит, что человек, выбравший профессией философию, размышляя профессионально на общественные темы, вопросы этики, эстетики, политики, образования, науки, — не может также высказываться на эти темы не как профессионал, а как обычный человек.