Выбрать главу

История ББС и ее коллектива во главе с Перцовым — это в миниатюре история многих научных, изобретательских и вообще творческих коллективов конца 50-х — середины 70-х годов. Это особый коллективизм, отчетливое чувство долга, не нуждавшееся в лозунгах и апелляциях к тому, что сказала партия и что ей ответил комсомол.

Татьяна Бахмач

Это самоотверженность не во имя абстрактных идеалов, а во имя социально значимых целей, осознанных как глубоко личные. Настоящая наука именно так и делалась, во всяком случае в нашей стране. А убедительно рассказать об этом, наверное, можно только пребывая внутри — и тогда строительные или земляные работы видятся как необходимые ступени, ведущие к за" ветной цели, — а не как наказание. У современного читателя (особенно молодого) наверняка возникает вопрос: возможны ли сегодня феномены, подобные ББС?

Я думаю, что да, но как исключение. Ведь были и другие биостанции, были знаменитые и достойные археологические, этнографические, лингвистические экспедиции. Но ББС как «организм» была исключением, а почему — вы поймете, прочитав книгу.

Н.А. Перцов

Подлинным вызовом сегодня является достойная цель, год за годом объединяющая людей, не обещая притом близкой награды. Интересно бы знать, что думают об этом сегодняшние молодые люди — ровесники тогдашних школьников и студентов...

Заметки по поводу

Игорь Кон

Основательница жанра

У газеты юбилей, и одним из её постоянных авторов является Ревекка Марковна Фрумкина, деятельность которой меня восхищает. Много лет назад мы с ней встречались на круглых столах в журнале «Знание-сила». Никак не пойму, как она умудряется так много читать. В гуманитарных науках профессиональные рецензии отмерли еще в советское время. Писали друзья, если их об этом долго просили, или враги — по собственному почину. Интеллектуальная ценность тех и других была практически одинакова.

Р.М. Фрумкина по сути создала новый научно-литературный жанр. Она не оценивает книги (насколько могу судить, о плохих книгах она просто не пишет), а извлекает из них общезначимый, наддисциплинарный смысл. Это очень сложно. Надо не только внимательно прочитать и понять книгу, но взять из нее главное. Я на это не способен. Когда я занят какой-то собственной темой (а паузы бывают редко), я вижу в чужих текстах главным образом то, что как-то вписывается в мои собственные интересы, хотя для автора это может быть второстепенным и проходным.

Разумеется, я могу понять чужой замысел, но для этого мне надо напрячься, а Р.М. делает это легко и непринужденно. Вероятно, это особенности стиля мышления. После ее рецензий всегда хочется прочитать представленную ею книгу, но практически до этого никогда не доходит. Пока соберешься достать книгу, успеваешь забыть о своем желании. Как Р.М. сохраняет такую живость восприятия, причем в очень широком спектре? Впрочем, возможно, она сама этого не знает.

Боюсь, что продолжателей у Р.М. Фрумки-ной не будет. Этого не позволяет закон стоимости, да и законы психологии. Чтобы писать такие рецензии, надо быть ученым очень высокого класса, а у таких людей мало свободного времени. Да и альтруизм сейчас как-то не в моде.

Соискание чего?

Еще газета пишет об ученых степенях. Тема не новая. По старому анекдоту, в первые послевоенные годы, при карточной системе, в советском обществе существовали следующие классы: литерАторы (получавшие карточку «Литер А»), литерБетеры, торгсиньоры, блатмайоры и коекакеры. Кандидатская степень давала право на «Литер Б», а процедуру её получения называли защитой диссертации на соискание литерной карточки. Потом карточки отменили, но кандидатская степень оставалась своего рода пожизненной рентой. О защите слабой диссертации говорили: «Полчаса позора, зато степень на всю жизнь». Затем кандидатов наук стало как собак нерезаных, человек и рента (например, прикрепление к академической поликлинике) стали начинаться с доктора. Что поделаешь — инфляция. А теперь и докторские степени предлагают отменить.

Формальные критерии оценки качества труда в гуманитарных дисциплинах не работают. Академическая отчетность все время совершенствуется. Каждый раз, заполняя годовой отчет, ясно вижу, что я бездельник и зарплату мне платят зря. В общем-то среди научных сотрудников издавна было два полюса. Те, кто давал реальную продукцию, небрежно составляли планы и отчеты, зато у тех, кто ничего не производил, отчетность всегда была в порядке, и при любой проверке неприятности администрации доставляла исключительно первая категория. Но патриархальный бюрократ старой формации мог что-то и забыть.