"ЗАВТРА". А какие, собственно, претензии к современному миру?
Вадим КЛИМОВ. Претензии… Если мы излагаем их в рамках издательской деятельности, то претензии озвучивают сами авторы. Мы с ними можем солидаризироваться полностью, можем частично, но что-то добавлять помимо авторской позиции мне кажется лишним. Вообще, протест — одна из наиболее удобных форм заявления о себе и поддержания медийного существования в обществе спектакля, о котором писал Дебор и которое благополучно наступило. Даже из практических соображений — это очень удобная форма позиционирования. К тому же сегодня заявка контрпозиции к уже известной, на мой взгляд, более чётко формулирует твою позицию, нежели некое размытое позитивное определение.
Мир, в котором существует "Опустошитель", настолько ему неприятен, что он считает единственно осмысленной позицией целостное неприятие, а не частную критику общественных моделей и популярной культуры.
И это неприятие современности существует независимо от того, что было в прошлом и что наступит в будущем. Да, можно углубляться в количественные и качественные показатели, искать положительные точки соприкосновения с некоторыми тенденциями, однако, на мой взгляд, всё это ошибочные стратегии. Лучше, как мне кажется, по крайней мере, сейчас, придерживаться тотально нигилистической позиции.
"ЗАВТРА". Но, как говорится, "что нам в них не нравится" — в конкретных проявлениях?
Вадим КЛИМОВ. Например, не нравится такая довольно общая вещь, что современный человек, даже интеллектуал, никак не может воспользоваться своим знанием. Чем больше он знает, тем глупее становится в практическом смысле. Он узнаёт от Дебора об обществе спектакля и мгновенно становится элементом этого спектакля. Узнаёт от Эволы об обособленном человеке и ведёт себя так, что назвать его обособленным никак нельзя. Он узнает об антикопирайтном движении, но при этом может работать на корпорации, которые занимаются именно распределением авторских прав и, по сути, регулированием распространения информации. Какой бы области мы ни касались, везде современный человек демонстрирует полное расхождение своих представлений и поступков. Он может быть левым, но вести себя как правый. И наоборот.
Сознание современного человека настолько "гиперусложнилось", что он может принять любую позицию, нисколько его не меняющую. Люди утратили способность иметь взгляды, потому что они не отражаются ни на их внутреннем мире, ни на их поступках. Поэтому и сартровская экзистенциальная редукция человека, когда человек воспринимается как набор поступков, и, наоборот, концентрация на его внутреннем мире и любые комбинации этих подходов подталкивают к одному выводу: современный человек постоянно лжёт, даже не осознавая этого.
"ЗАВТРА". С какого момента для "Опустошителя" началась отрицаемая современность? ХХ век? Или последние лет триста? Или речь идёт о моменте появления человечества?
Вадим КЛИМОВ. Речь, скорее, не о времени, а о тенденции. Нам близка традиционалистская оптика, где мир, общество, человек деградируют, сводятся к простейшим вещам. В этой парадигме совершенно неважно, какую эпоху рассматривать. Ибо она всегда является результатом деградации того, что было перед ней. Но есть и более историчный подход. У тех же традиционалистов современность вкладывается в концепт Нового времени.
"ЗАВТРА". Но вы привлекаете и левых авторов, для которых всё-таки характерен условный исторический оптимизм.
Вадим КЛИМОВ. Если говорить о том же Деборе, то я не нахожу у него никакого оптимизма. Он в комментариях к "Обществу спектакля" говорит о новом типе спектакля, который превосходит своей репрессивностью старый, и никакого просвета не видит. Как известно, Дебор покончил собой, возможно, это был один из редких людей, чьи идеи не расходятся с поступками. И в этой оптике Дебор предстаёт скорее правым мыслителем, а не левым.
Есть среди авторов "Опустошителя" и Алексей Лапшин, который достаточно удачно совмещает левые идеи с правыми. В контексте Лапшина вообще бессмысленно говорить об оптимизме, это такое систематическое препарирование действительности с дополнением в виде метафизики противостояния, где уже нет места сентиментальному оптимизму или пессимизму. Даже если всё в мире говорит о том, что противостояние теряет смысл, всё равно с метафизических позиций нужно его продолжать. Может быть, это можно назвать метафизическим оптимизмом.