"ЗАВТРА". Вы же не просто коллекцию крайностей каких-то собираете? Тем более многие темы не новы. В чём смысл "опустошительского" радикализма?
Вадим КЛИМОВ. В том, чтобы не быть отчуждёнными от сути вещей. Антиэкстремистские инициативы с одной стороны и политкорректность с другой направлены на всё большее сокращение поля зрения. Чтобы человек видел не всё, а некую удобную для социального консенсуса часть, чтобы не возникали неудобные вопросы, которые могли бы привести к неудобному поведению. Понимаю, что замалчивание, контроль на первых порах, возможно, позволяют избежать агрессии, насилия, но в дальней перспективе, через годы, проблема поднимается уже в усугублённом виде. Цель "Опустошителя" — не сужать поле зрения человека. Как минимум, человека, интересующегося нашим проектом. И раз уж политкорректность или антиэкстремизм закрывают даже от интеллектуалов важные идеи, парадигмы, от которых не следует отказываться, мы должны к ним возвращаться, их актуализировать. Несмотря на их полулегальный или нелегальный статус. В этом для нас важность радикализма.
«ЗАВТРА». Прозвучало слово «некрасиво». А что красиво для «Опустошителя»? Понятно, что вы не наслаждаетесь уродством как красивым, но и уродства-то не избегаете…
Вадим КЛИМОВ. Конечно. Само понятие претерпело изменения, уже нет красивого самого по себе, оно всегда красиво в некоем контексте. Вспоминается финал фильма Триера «Эпидемия», где женский персонаж блюёт на стену. Светлая стена, резкое освещение. Сложно представить, как это может быть красиво. Но у Триера это действительно выглядит красиво за счёт заданного настроения, атмосферы, контекста, продуцированного сюжетом картины. Поэтому речь идёт о синтетической красоте или синтетическом уродстве. Расширяя синтез, то мы можем сделать так, что объекты, не меняясь сами по себе, будут восприниматься либо как красивые, либо как уродливые.
К тому же, как мне кажется, в художественном процессе вообще нельзя отказаться от субъективизма. Скорее всего, сегодня не существует объективных параметров оценки художественного уровня. И сам я могу публиковать тексты, которые, на мой вкус, не особо удачны, но так или иначе подходят «Опустошителю». Хотя, конечно, основной корпус публикуемого я считаю качественным и важным.
"ЗАВТРА". Сегодня есть литература массовая, модная, литература "толстых журналов", сетература. Между собой эти литературы могут вообще не пересекаться. Где вы ищете литературу "Опустошителя"? Ведь литературный радикализм может быть предельно примитивным? Или наоборот: автор шлёт проклятия городу и миру, но при этом далеко не радикален?
Вадим КЛИМОВ. В художественной литературе, действительно, радикальность проявляется совсем иначе. Та же Маруся Климова достаточно аккуратна и академически корректна. За исключением небольшого числа таких оскорбительных переходов, которые воспринимаются в её контексте исключительно эстетически и как неплохое оживление текста. Наверное, форма радикализма, которую мы находим в художественной литературе, связана не с текстом как таковым, а с сочетанием текстов. Когда мы публикуем обладающих очевидными и давно изученными достоинствами классиков модернизма, сталкивая их с нашими современниками, как известными, так и абсолютно неведомыми. Вплоть до художественных текстов аутсайдеров, графоманов, людей, которые описывают свои переживания и поступки. Но под одной обложкой с произведениями Андре Бретона, Роберта Вальзера, Маруси Климовой они звучат иначе. И воспринимаются — мне, по крайней мере, хочется в это верить — как чуть ли не равноправные участники литературного процесса.
Беседовал Андрей СМИРНОВ
Общественное и личное
Общественное и личное
Галина Иванкина
4 января 2017 1