Выслушав этого Просвирнина и Мелехова, Кондрашов сетует по поводу воспитательной работы либералов: "Видимо, воспитано целое поколение дезертиров, для которых Зоя Космодемьянская, Матросов, генерал Карбышев, Муса Джалиль и сотни других, не предавших родину - вовсе не герои, а лузеры, герои же - те, для кого превыше всего их шкурные интересы, а предательство - доблесть". Я сделал бы здесь только одну поправочку - убрал бы первое слово в цитате.
И как этому перерождению не произойти, если, допустим, в одной еженедельной программе систематически поносятся такие славнее имена нашей истории, как Лариса Рейснер, Олеко Дундич, Коллонтай, Камо С Ларисой Рейснер дружил Блок, а хотел бы он знаться с автором этой программы? Как не произойти такому, если беззащитных школьников заставляют читать автора, который проповедует, что поражения в войнах против агрессоров очень благодетельны, а победы - гибельны. Значит, надо не отражать нападение захватчика, а дезертировать или сдаваться в плен. Поэтому нельзя согласиться с тем, что "местные власти ничего не могут поделать с культом предательства". Не местные власти ведут помянутую столичную телепрограмму, не они решают, что читать школьникам. Местные власти смотрят вверх
А вот ещё Борис Юлин, именующий себя историком. Он уверяет, что в 1917 году против царя "Был заговор в Думе, заговор под руководством генерала Алексеева. Царя свергали все, чуть не расталкивая друг друга локтями". Если так, то ни в каком заговоре не было необходимости: всем осточертел батюшка, даже близким родственникам. Во-вторых, генерал М.В.Алексеев был на фронте, а Дума - в Петрограде. Но мобильного телефона у Михаила Васильевича не было. Как же он руководил заговором?
Архимандрит Тихон добавляет: "Практически все, кроме двух командующих фронтами, написали (царю, который запросил их мнение. - В.Б.), что надо отречься". Но тут же читаем: "Это было ужасно. Предательство было тотальным". Что такое "тотальный", я не знаю, но никакого предательства тут не было. Царь, как большой демократ, сам же запросил: "Сматываться мне или держаться зубами?" И генералы вполне демократически, честно ему ответили: "Сматывайся!"
А в дневнике, напоминает архимандрит, царь записал: "кругом измена, трусость, обман". А что ему оставалось написать? В свой час то же самое напишет и Чубайс. Но в чем и когда сам-то Николай выказал смелость, а не трусость, верность народу, а не измену ему? Не в день ли кровавой Ходынки с балом во французском посольстве? Не 9-го ли января 1905 года, когда сотни тысяч рабочих Петрограда с женами, детьми и стариками, с хоругвями и его портретами пришли к Зимнему дворцу с мольбой о защите против живодёров-фабрикантов, а он, царь, встретил их залпами. Тут и трусость, и измена своему народу, и предательство -всё.
А.Кондрашов заканчивает статью о фильме сожалением о том, что "далеко не о всех" предателях в нём рассказано. Я добавлю ещё вот что. Нельзя объять необъятное. И гораздо е, страшнее то, что покойного президента, срочно по телефону доложившего американскому о ликвидации Советского Союза, т.е. о своем предательстве родины, чтят до сих пор как национального героя. Писателя, который грозил родине: "Будет на вас Трумэн с атомной бомбой!", пожаловали тем же высшим орденом. И это только самые известные, почитаемые властью Иудовичи. А их, куда ни глянь, - сорок сороковхуж.
Константин Сёмин: «Молчать больше нельзя»
Андрей Фефелов
6 марта 2014 1
Политика Общество
Автор фильма «Биохимия предательства» отвечает на вопросы «Завтра»
Андрей ФЕФЕЛОВ. Константин, ваш фильм "Биохимия предательства" произвёл большое впечатление на наше общество. Первые несколько дней он был в топе интернетовских обсуждений. Расскажите немного о себе, о своем творческом пути.
Константин СЁМИН. Здесь все просто. Работаю на российском телевидении 14 лет. Был корреспондентом, собкором в США, ведущим ночного выпуска новостей, сейчас в большей степени занят документальными проектами. Благодарен судьбе и доброй воле начальства за возможность быть очевидцем многих событий, которые вошли или еще войдут в учебники истории. Моей стартовой журналистской специализацией была экономика, а первые шаги в профессии (еще до прихода в "Вести") совпали по времени с так называемым вторым переделом собственности в нашей стране. Мне довелось с очень близкого расстояния увидеть многих сегодняшних хозяев жизни - в момент, когда они вели друг против друга настоящие войны: делили горнообогатительные и металлургические комбинаты, НПЗ, штурмовали заводоуправления, переписывали реестры акционеров, покупали национальные телеканалы и создавали политические партии, давали первые интервью. Возможно, именно поэтому во всем происходящем я по инерции ищу экономический подтекст.