Не был непротивленцем Юрий Бондарев и тогда, когда писал свою "Тишину" - один из первых романов о послевоенных репрессиях. Он не писал о том, чего не знал, не фантазировал на лагерные темы, он писал о том неимоверном давлении, которое оказывалось на фронтовиков, привыкших к самостоятельности, к праву принимать мужественные решения, к уважению и себя, и русского народа, и державы в целом. Собственно, поколением фронтовиков и был осуществлен прорыв в национальный коммунизм, в русский космос, к вершинам фундаментальной науки, к расцвету национальной культуры. Это они проросли сквозь интернациональный марксизм, превратили страну в супердержаву мира
В 1965 году, устав от бессмысленной и трусливой, угодливой официозной критики, Юрий Бондарев заявил: "Окопная правда для меня, в первую очередь, - это очень высокая достоверность. Окопная правда - это те подробности взаимоотношений солдат и офицеров в их самых откровенных проявлениях, без которых война выглядит лишь огромной картой со стрелками, обозначающими направление ударов, и полукругами, обозначающими оборону. Для меня окопная правда - это подробности характера, ведь есть у писателя время и место рассмотреть солдата от того момента, когда он вытирает ложку соломой в окопе, до того момента, когда он берет высоту и в самый горячий момент боя у него развертывается портянка и хлещет его по ногам. А в героизм входит все: от мелких деталей (старшина на передовой не подвез кухню) до главнейших проблем (жизнь, смерть, честность, правда). В окопах возникает в необычайных масштабах душевный микромир солдат и офицеров, и этот микромир вбирает в себя все"
В чём-то и сам Юрий Бондарев сгорал в огне этого мертвящего, люто ненавидимого им тылового непротивления. Спасала его психология офицера, которую он осознанно культивировал в себе, не желая растворяться в мирном времени, не желая сдавать свои фронтовые офицерские позиции. Спасает и до сих пор.
В семидесятые годы Юрий Бондарев , написав свои огненные страницы о войне, не пожелал оставаться хоть и прекрасным, но писателем минувшей истории. Он всегда в авангарде, не любит вести арьергардные бои. Вот и во времена застоя, он первым обратился к теме интеллигенции, определяющей многие позиции в обществе.
Последовала тетралогия " Берег", "Выбор", "Игра" и "Искушение". Наша сытая интеллигенция стала ерзать, писатель безжалостно вскрыл её болячки. Это уже был его новый бой. Против его резких, полемичных романов выступила критика. Первым в атаку ринулся либеральный знаменосец Игорь Дедков, подвергший разгрому роман "Игра". Затем в бой вступила оголтелая либералка Наталья Иванова.
Юрий Бондарев - писатель автобиографический. Это - не упрек и не достоинство. Автобиографическим был, к примеру, Михаил Булгаков. Это во многом проясняет его произведения, его эволюцию художника, его отношение к жизни. Он - весь со своим поколением, исследует его столбовую дорогу и боковые тропки, его взлеты и его падения, его силу и его слабость. Неслучайно одна из статей о его прозе называлась "Совесть поколения 1924 года рождения".
Романы "Выбор", "Игра" и даже "Берег" - уже были бондаревским предчувствием наступающей перестройки, предощущением кризиса общества. Жаль, эти романы не прочитала внимательно наша власть. Последним в этой серии романов о русской интеллигенции был роман "Искушение", написанный в начале перестройки. Когда я спросил как-то Юрия Васильевича, какой из романов он более всего ценит, он неожиданно для меня сказал: "Думаю, вы удивитесь, - "Искушение". Эта книга - прелюдия всего того, что происходит сейчас. До сих пор я считаю этот роман своей лучшей книгой, хотя мои же друзья считают иначе: "Горячий снег", "Батальоны просят огня", "Берег", "Выбор", "Тишина", "Игра" Это уж как бы и не мои книги. Они вошли уже в классический набор литературы XX века. О них написаны около десятка монографий, диссертации - у нас и за границей. Они переведены на многие языки. По ним поставлены фильмы и спектакли. А вот "Искушение" мало переводилось, о нём мало писали. Это как бы ещё моя личная книга. Она вышла сразу же после моего выступления на партконференции, где я сказал о самолёте, который не знает своей посадочной площадки. Там же я сказал и про украденный "фонарь гласности". После этого начались на меня разнокалиберные гонения. Вот и "Искушение" вроде бы вычеркнули из употребления" . Недруги даже пробовали остановить публикацию в журнале "Наш современник" романа "Искушение".
Когда его затягивали в болото непротивления, в интеллектуальные чиновничьи игры, в тыловую псевдоэлитарность, он, уже почти сломленный, почти согласившийся, почти ушедший в эту тыловую элитарность, вдруг, как ванька-встанька, поднимался во весь рост своими фронтовыми, офицерскими, сопротивленческими главами в романах "Берег", "Выбор"