Вера ШАМБЕРИНА. До переломных событий на Майдане мы с мужем честно пытались быть лояльными гражданами, надеясь, что Украина переболеет национализмом и образумится. Искренне верили: навязывание узконационалистической версии истории — не более чем болезнь роста. Думали: пройдёт время — запад и восток страны через федерализацию или через изменение национально-культурной политики выработают способ нормального сосуществования украинцев и русских. Рядовые граждане и представить себе не могли, что украинская власть сама начнёт рубить сук, на котором сидит, раскалывать свою страну и одну часть населения натравливать на другую.
Когда мы жили в Пскове — муж служил в тамошней десантной дивизии — мне, русской, выросшей в Донецкой области, часто хотелось включить канал СТБ и послушать украинскую речь, увидеть родные пейзажи… Муж, однажды побывав на моей малой родине, сразу же влюбился в донецкую степь, и мы решили переехать. Как и миллионы рожденных в СССР, даже после его разрушения мы психологически остались в едином культурном пространстве, казалось, разделение на уровне государств никогда не приведёт к разрыву на уровне народов. Мы ошиблись.
Во время Второй мировой войны Черчилль сказал: "Мы воюем не с Гитлером, а с духом Шиллера — чтобы он никогда не возродился". И в какой-то момент я поняла и прочувствовала: называя нас, русских жителей Украины, оккупантами, рашистами, ордынцами, азиатами, "свидомые украинцы" воюют с самой сутью русскости, с духом Пушкина, а это значит, что и на физическом уровне война неизбежна.
То, что началась война, мы с мужем поняли ещё в первые дни Майдана. Происходившее там воспринимали как сводки с фронта. На митинги Антимайдана не поехали, потому что категорически не поддерживали криминальную власть Партии регионов, этих "маленьких януковичей" местного разлива, но во всех митингах, организованных Губаревым и его сторонниками, принимали самое активное участие.
А когда узнали о "поездах дружбы", о том, что Крыму (в своё время мы прожили там десять лет) грозит опасность, — намеревались записаться в крымское ополчение. Сказался опыт 90-х годов: во время Чеченской войны муж служил в Псковской дивизии ВДВ, одолеть наших десантников на поле боя боевики не могли — грозили устроить теракты в Пскове, расправиться с семьями. Приходилось нести дежурства по городу, устраивать блокпосты, быть в постоянной готовности к смерти. Поэтому с начала бесчинств на Майдане психологически мы были ко всему готовы и, в отличие от большинства аналитиков (особенно запомнился Николай Стариков, который с непробиваемой уверенностью прогнозировал: со дня на день всё успокоится, госпереворот в Киеве исключён), нам было ясно, что впереди — страшные потрясения и раскол страны.
Я до войны была равнодушна к военным фильмам и песням, а во время событий на Майдане — отчётливо это помню — в какой-то момент возникло необоримое желание смотреть только военное кино. Смотрела и чувствовала: экранное вот-вот станет реальным, так и случилось…
Стенания многих журналистов и политологов "Войну в Донбассе развязали российские наёмники, Стрелков и его группа" — стопроцентная ложь! В марте, задолго до Стрелкова, до захвата митингующими оружия в СБУ, наши пантелеймоновские ребята остановили на трассе две установки "Точка-У", вызвали милицию, перенаправили ракетные установки в Авдеевскую в/ч под охрану. А на следующий день ракетные установки бесследно исчезли. Если новая власть не собиралась воевать — зачем ей такое оружие?
А боевики Коломойского, в марте-начале апреля стрелявшие в мирных митингующих жителей Краматорска, Красноармейска и других мест — тоже мира хотели? Нам пришлось защищаться, организовывать патрули и блокпосты, к тому же — по примеру майданутых беспредельщиков — и у нас появились те, кому хотелось под шумок поживиться, пограбить. Ополчение вначале создавалось для охраны митингов и защиты от бандитов — как обычных, так и действовавших под политическим прикрытием и названных "Правым сектором". Когда мы проводили референдум, у нас в посёлке только у одного ополченца был автомат без единого патрона. Такие мы "наёмники" и "террористы"…
"ЗАВТРА". А твоя личная война когда началась?
Вера ШАМБЕРИНА. На Пасху 2014 года, в день отъезда мужа к Стрелкову в Славянск, где уже шли бои. Поначалу война была на идеологическом фронте. Я занялась подготовкой к референдуму в нашем посёлке.