Открыв всеобъемлющую фантасмагорию хлестаковщины, Гоголь приходил к суду и над самим собой. Относительно своей книги "Выбранные места из переписки с друзьями" (1846) он писал В.А. Жуковскому: "Я размахнулся в моей книге таким Хлестаковым, что не имею духу заглянуть в неё Право, во мне есть что-то хлестаковское". В апреле 1847 года в письме к А.О. Россет писатель каялся: "Я должен Вам признаться, что доныне горю от стыда, вспоминая, как заносчиво выразился во многих местах, почти а la Хлестаков". И в то же время Гоголь признавался: "Я не любил никогда моих дурных качеств взявши дурное свойство моё, я преследовал его в другом званье и на другом поприще, старался себе изобразить его как смертельного врага".
Мысль о Божественной сущности слова была основополагающей для Гоголя. Писатель обострённо ощущал священную сущность слова: "чувствовал чутьём всей души моей, что оно должно быть свято". Это привёло его к основным убеждениям: "Опасно шутить писателю со словом" (6, 188); "Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними"; "Обращаться с словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку" (6, 187). Эти афористически выраженные христианские писательские убеждения определили смысл главы IV "О том, что такое слово" "Выбранных мест из переписки с друзьями" и пафос этой книги в целом: "Слово гнило да не исходит из уст ваших! Если это следует применить ко всем нам без изъятия, то во сколько крат более оно должно быть применено к тем, у которых поприще - слово и которым определено говорить о прекрасном и возвышенном. Беда, если о предметах святых и возвышенных станет раздаваться гнилое слово; пусть уже лучше раздаётся гнилое слово о гнилых предметах" (6, 188).
Как никогда актуальны гоголевские мысли об особой ответственности всех, кто наделён этим Божественным даром: со словом надо обращаться трепетно, бесконечно бережно, честно.
Незадолго до смерти - после посещения Оптиной пустыни - писатель изменился и внешне, и внутренне. По свидетельству А.К. Толстого, Гоголь "был очень скуп на слова, и всё, что ни говорил, говорил как человек, у которого неотступно пребывала в голове мысль, что "с словом надо обращаться честно" По его собственному признанию, он стал "умнее" и испытывал раскаяние за "гнилые слова", срывавшиеся с уст его и выходившие из-под пера под влиянием "дымного надмения человеческой гордости" - желания пощеголять красным словцом.
Монах Оптиной пустыни отец Порфирий, с которым был дружен Гоголь, в письме убеждал его: "Пишите, пишите и пишите для пользы соотечественников, для славы России и не уподобляйтесь оному ленивому рабу, скрывшему свой талант, оставивши его без приобретения, да не услышите в себе гласа: "ленивый и лукавый раб"" 7.
Писатель много молился, виня и себя самого в духовном несовершенстве."Помолюсь, да укрепится душа и соберутся силы, и с Богом за дело" (7, 324), - писал он накануне паломнической поездки по святым местам.
Учиняя строжайший суд над самим собой, предъявляя себе высочайшие духовно-нравственные требования, писатель являлся поистине титанической и трагической личностью и готов был пройти своим многотрудным путём до конца.
После его смерти И.С. Тургенев писал И.С. Аксакову 3 марта 1852 года: "Скажу вам без преувеличения: с тех пор, как я себя помню, ничего не произвело на меня такого впечатления, как смерть Гоголя Эта страшная смерть - историческое событие, понятное не сразу: это тайна, тяжёлая, грозная тайна - надо стараться её разгадать, но ничего отрадного не найдёт в ней тот, кто её разгадает все мы в этом согласны. Трагическая судьба России отражается на тех из русских, кои ближе других стоят к её недрам, - ни одному человеку, самому сильному духу не выдержать в себе борьбу целого народа, и Гоголь погиб!"
Главное - он сумел пробудить в нас "сознание о нас самих". По справедливому суждению Н.Г. Чернышевского, Гоголь "сказал нам, кто мы таковы, чего недостаёт нам, к чему должны стремиться, чего гнушаться и что любить".
В предсмертных записях Гоголь оставил "пасхальный" завет воскрешения "мёртвых душ": "Будьте не мёртвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, и всяк прелазай иначе есть тать и разбойник".
Полная ожиданий и надежд Россия и сегодня всё так же обращается к своему великому сыну в поисках правды о себе самой. И недалеко уже то время, которое виделось Гоголю, "когда иным ключом грозная вьюга вдохновенья подымется из облечённой в святый ужас и блистанье главы и почуют в смущённом трепете величавый гром других речей"