Совершенно согласен с тем, что Русский мир — это и горний мир, и земной. Я занимался всегда прогнозированием и планированием будущего, экономическими стратегиями. Будущее существует сначала в воображении, потом в действии, в воле, а потом в реальности. Для того, чтобы сконструировать будущее, необходимо создать образ желаемого будущего. Если мы его вообразим, если сможем его описать хотя бы в рациональных, научных терминах, то это уже полдела. Потому что затем дух, горний мир начнет работать за нас, во имя нас. Мы сможем создать тот образ, который потом всех убедим взять в качестве реальности.
В реальности, конечно, хотелось бы иметь тот Русский мир, где бы правили любовь и совесть. Это две категории, которые нас очень сильно отличают от других цивилизованных конструкций. Любовь и совесть — то, что даёт первозданную основу для развития, для созидания образа будущего, для выбора стратегии действия.
В рамках работы Изборского клуба вместе с Сергеем Глазьевым и Андреем Кобяковым мы подготовили и опубликовали стратегию экономического развития Русского мира. Сегодня я бы хотел поделиться своим представлением о Русском мире, о его значении в оптике своей собственной судьбы.
Впервые о том, что такое русская традиция, я задумался, когда, будучи советским школьником, прочел стихотворение Симонова, где были строки: "Как будто за каждою русской околицей, / Крестом своих рук ограждая живых, / Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся / За в бога не верящих внуков своих". Именно то, что над нами простерты покрова Богородицы, и покрова всех наших предков, наших святых, наших подвижников, наших павших, — это делает Русский мир непобедимым.
Когда мы в 1993 году с Сергеем Глазьевым поехали впервые в истории наших официальных отношений в Парагвай, где очень мощная русская диаспора, мы возлагали цветы в Пантеон героев Парагвая. И были потрясены тем, что треть героев Парагвая — это люди с русскими фамилиями. Это наши воины, которые после революции эмигрировали в Парагвай. В 1931‑1934 гг. была война между Боливией и Парагваем, тогда на боливийской стороне сражалось порядка 300-500 прусских сабель. И наши 300 русских сабель "вломили" противнику. Вклад русских офицеров в ту победу Парагвая был очень велик…
И мы с Глазьевым, советские люди, вдруг почувствовали единение русского мира — горнего и земного. Мы ощутили себя частью большого Русского мира, где есть и белая традиция, и белые офицеры. И хотя это была локальная победа, но для нас это было воссоединение русского духа и русского оружия, русской святости — далеко, на парагвайской земле.
Потом мы посетили кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем, где захоронены корниловцы, дроздовцы, где могила Бунина. Мы хотим взять землю с этих могил и отвезти её на Изборский холм, где стоит крест. Этот крест над собранными русскими землями хранит всю нашу земную Русскую цивилизацию.
Александр ПРОХАНОВ.
Сергей Анатольевич упомянул Изборский холм. Это особый холм, потому что мы туда сносили земли со всех пяти империй российских. И этот холм — не просто гора. Это реактор, в котором сошлись русские времена и русские энергии. Там возник синтез, и этот холм стал светиться, стал гореть. И люди, которые были на освящении, почувствовали огромный подъем, воодушевление. В момент освещения с небес спустилась птица аист и стала ходить среди людей. А через несколько недель над этим холмом ночью загорелось шесть малиновых крестов, — это увидели паломницы, которые шли в Псковско-Печерский монастырь.
Там же, на Псковской земле, покоятся наши последние старцы: Иоанн Крестьянкин и Николай Гурьянов. Земли с их могил тоже есть в нашем холме. И этот холм сложил в себе наши сегодняшние разговоры, чаяния, молитвы, связанные с воссоединением русских земель, русских пространств. Именно этот холм присоединил Крым к России.
Мне кажется, у русского человека есть четыре вероисповедания. Первое вероисповедание — это горнее, мистическое православие, которое породило духовное начало Русского мира. Второе — русская божественная природа, которая сотворила нашу душу, сотворила Есенина, сотворила картины наших великих пейзажистов, нашу музыку, Свиридова, Скрябина. Третье вероисповедание — русская словесность, русский язык, потому что с помощью русского языка мы вычерпываем с небес горние смыслы и переводим их на землю. А четвертое вероисповедание — государство. И русский человек, каким бы жестоким ни было государство по отношению к нему, как бы оно его ни било, ни карало, — понимает, что без государства никуда. Поэтому государство в сознании глубинного русского человека носит сакральный характер. И поэтому многие, кого отправляли в лагеря, выходя из лагерей, не корили Кремль, не бранили, они продолжали служить своему государству. Вот эти четыре ипостаси и характеризуют состояние Русского мира.