Торобова угнетало шумное многолюдье, аляповатая, с отбитыми краями, ваза, громадный сияющий крюк, похожий на отточенный клык. Всё это казалось декорацией для модернистского спектакля, где зрители мешались с артистами. И Зольде, как режиссёр перед началом спектакля, волновался за его успех:
— Вам не тесно, господин Торобов? Потерпите, не пожалеете!
Площадь колыхнулась, толпу качнуло в одну сторону. Все головы, бородатые, в платках, пятнистых картузах, хиджабах, в металлических касках, повернулись к улице, из которой донёсся рокот мотора. Тяжёлый грузовик с открытым кузовом медленно въезжал на площадь. Грузовик был украшен зелёными трепещущими флажками. В кузове с откинутыми бортами стояла железная клетка, и в ней, в оранжевой долгополой хламиде, держась за прутья, стоял человек. Рядом с клеткой, в чёрных балахонах, в масках с прорезями для глаз, застыли существа, похожие на обитателей подземного царства. Ярко-оранжевая хламида и чёрный цвет балахонов создавали зловещий контраст, от которого у Торобова заныло сердце. В человеке, облачённом в оранжевую хламиду, он узнал пленного советника, который вчера плюнул ему в лицо. И теперь он почувствовал ожог на лице, смотрел, как грузовик медленно разворачивается на площади, приближаясь к подъёмному крану, и телеоператоры снуют вокруг, наводя камеры.
Грузовик пятился, сверкающий крюк нависал над клеткой. Чёрные существа махали крановщику, подтягивали крюк к железной, закреплённой на клетке серьге. Лебёдка заработала. Клетка закачалась в воздухе. Грузовик отъехал, а кран повёл стрелой, и клетка очутилась над поленницей, медленно раскачиваясь.
Торобов видел, как советник дико водит глазами, смотрит на отточенный клык, на солнечную площадь, заполненную гудящей толпой, ищет в ней хоть одно сострадающее лицо, не находит.
Курт Зольде с красным мегафоном в руках молодцевато взбежал на помост, оказался в центре чаши и замер, напоминая скульптуру фонтана. Поднёс мегафон к губам и надрывно, яростно, мелко сотрясаясь от страсти, стал выдувать из мегафона лающие слова:
— Во имя Аллаха милостивого и милосердного! Вчера в бою мы победили сильного врага, который превосходил нас числом, но не превосходил отвагой и верой! Аллах даровал нам победу, ибо он благоволит к верным, бесстрашным и побеждающим! Среди тех, кто стрелял из пулемёта в наших шахидов, кто срезал пулей нашего знаменосца, приехавшего из Йемена поддержать нашу священную войну, среди них был этот русский! Он преодолел тысячи километров, чтобы приехать в Сирию и убивать здесь наших братьев, наших героев, наших детей, взрывать наши мечети, осквернять святой Коран! Русские самолёты взрывают наши города, бомбят наши больницы и школы, и весь мир рыдает, видя наших девочек с оторванными ручками! Русские убийцы у себя в России истребляют правоверных мусульман, сажают их в тюрьмы и подвергают пыткам! Приехав в Сирию, эти шайтаны делают то же самое! Они — проклятый народ, не угодный Господу! На них падёт гнев Аллаха! Сегодня мы выполняем волю Всевышнего и заповедь пророка об огне очистительном! Господь дал нам в руки свой священный огонь, чтобы мы превратили в пепел заражённую плоть, которая распространяет заразу по всей земле! Смерть русской собаке! Аллах Акбар!
Зольде проревел эти слова, срываясь на визг. Воздел красный мегафон к небу. И вся площадь взметнула кулаки, автоматы, единым рыком выдохнула: "Аллах Акбар!"
Торобов чувствовал тяжёлую плотную ненависть, от которой над площадью вихрилась пыль, плескались чёрные флаги, качалась железная клетка. В ней обессиливший от этой ненависти человек в оранжевой хламиде упал на колени.
Торобов чувствовал его одиночество, смертную тоску, опадавшее в бессилии сердце. Знал, что не разверзнется небо, не прянет белоснежный ангел, не раздвинет железные прутья клетки, не унесёт мученика туда, где сверкают последние серебряные снега и в соснах тенькает синичка.
Из толпы сквозь строй автоматчиков выбежал мальчик в розовых шароварах, в вязаной шапочке. На его маленьком смуглом лице сверкали чёрные ненавидящие глаза. Он подбежал к клетке, кинул камень. Камень звякнул о железо и упал на землю, а мальчик, отбегая, грозил кулачком.
Существа в чёрных балахонах с прорезями для глаз и ртов забегали вокруг поленницы, выплёскивая на неё из канистр желтоватый бензин. Один кинул зажигалку. Пламя шумно полыхнуло, охватив дрова, клетку. Пленный отшатнулся от огня в одну сторону, ударившись о железные прутья, а потом в другую, заслоняясь от огня локтем.
Пламя рвалось в клеть, пронизывало насквозь решетку. Пленный с криком метался, кружился волчком, отрывал от пола босые ноги. Его оранжевая хламида горела, обнажилось голое тело, на котором дымились клочья липкой материи.