Фундаментальное исследование "Русофобия", выполненное на высочайшем интеллектуальном и фактологическом уровне, было полностью проигнорировано оппонентами. Кроме огульной ругани, подчас доходившей до истерики, оскорблений и угроз, никакого сколько-нибудь предметного обсуждения и, главное, попытки преодоления поставленных в книге проблем не было. Это, по словам Игоря Ростиславовича, абсолютно таинственное явление. Вот как сам он описывает эту загадочную ситуацию: "Казавшийся мне столь любопытным феномен "малого народа" не вызвал вообще никакого интереса, попыток принципиального обсуждения. А меня-то так поразила единообразность всех исторических реализаций этого явления! В критических статьях меня шокировала какая-то пропасть взаимного непонимания, мои аргументы просто не воспринимаются критиками, наши рассуждения движутся в разных, не пересекающихся пространствах. Причём мне кажется, что в некоторых случаях это есть сознательное игнорирование сказанного как полемический приём". А с другой стороны, действительно, как ещё может быть воспринята, например, такая сентенция математика: "…следует применять одну мерку к тем, кого судили в Нюрнберге, и к тем, кто уничтожал казаков". Ведь здесь же надо признать себя виновными и, главное, отвечать за совершение тех чудовищных преступлений по отношению к русскому народу, и прежде всего крестьянству и казачеству, в "романтически окрашенные революционные годы", а это для "малого народа" смерти подобно. Фундаментальный, жизненно необходимый вопрос, напрямую связанный с существованием России (как исторически-территориального феномена) и её народа, остаётся до сих пор не только не решённым, но даже не обсуждаемым. Сам Игорь Ростиславович с большим сожалением отзывается о невозможности подобного рода обсуждения: "Истинный трагизм нашей истории заключается в том, что к моменту, когда физически мы могли бы определять своё будущее, мы можем оказаться не готовыми идейно. Именно поэтому как предпосылку создания русской власти следует нашей первой задачей поставить — отстоять своё право осмысливать, обсуждать свою судьбу и историю. Обсуждать свободно, не оговариваясь десять раз, что "хоть мы и русские — но не шовинисты", не стремясь каждое высказывание уравновесить другим, его смягчающим, не двигаясь тут как солдат по заминированному полю, в результате чего читатель (а может быть, и сам автор) перестаёт понимать, о чём, собственно, идёт речь. Одним словом — без "внутреннего цензора" (не говоря уж о внешнем). Ведь мы принадлежим к виду Homo sapiens, и разум, способность обсуждения и понимания является одним из самых мощных орудий, которыми человек пользовался за всё время своего существования. Как же можно требовать, чтобы в вопросе столь важном для нашего народа мы от него отказались или пользовались им только в определённых узких рамках?".
В 1975 году Шафаревичу пришло письмо из Италии. Автор письма — тогдашний президент итальянской академии наук "Accademia Nazionale dei Lincei". (Часто употребляемое сокращение "Accademia dei Lincei" — "Академия рысьеглазых". Академики называют себя "рысьеглазыми" (lincei) в знак особой зоркости зрения, которая необходима для научного познания. Эпитет родился из переосмысления классического оборота "Линкеевы глаза" — намёк на остроту зрения Линкея, вперёдсмотрящего аргонавтов.) В письме Шафаревичу предлагалось выехать с семьёй на веки вечные в Италию, с предоставлением академической виллы, полного пенсиона, и, главное, гарантировалась абсолютная свобода для математической и философской деятельности. Шафаревич отказался. Самое любопытное в этой истории то, что президент-академик был этническим евреем. Воистину, в тысячный раз убеждаешься в правоте знаменитой аристотелевской максимы: "Целое больше суммы частей, входящих в него" — жизнь гораздо сложнее любого человеческого представления о ней.
Величие, мощь Шафаревича для нас, русских, для русской культуры, науки и, шире, русского бытия осознаны далеко не в полной мере. Наследие гения, его творческий потенциал распознаётся людьми в течение довольно долгого времени. И всё же великое счастье быть современником такого человека, иметь возможность прикасаться к плодам его творчества, наслаждаться и вдохновляться ими и, созерцая красоту и совершенство мыслей, являемых в них, осознавать, что если Бог ещё посылает нашему народу подобных гениев, мы как народ не безнадежны в Его глазах.