К Алабино микроавтобус подобрался легко и быстро, словно всё время он двигался в своём особом пространственном коридоре. Но уже около посёлка возникла транспортная сумятица: въехать пытались автобусы, дорогие автомобили, частный транспорт. На узких дорогах, напоминающих о загородных дачах, стояли постовые военной автоинспекции, машины ВАИ мелькали то здесь, то там, как серо-голубые майские жуки в сене. Этот дорожный ступор лишь только казался мёртвым тупиком, через несколько минут микроавтобус въехал на территорию воинской части. Парадную площадку превратили в автостоянку, автобусы и автомобили двигались организованными колоннами и, как упакованные, по команде строились в правильные ровные ряды. До начала последней репетиции в Алабино оставался час. Ни один из ветеранов не остался ждать в микроавтобусе, они пошли фотографироваться на фоне двух БТРов с праздничными флагами, сбивались в компании, молниеносно меняясь новостями и мнениями, прогуливались по парадной площадке и мимо стендов, на которых были разложены предметы истории Второй мировой. Бабушка-блокадница рассказывала, что в этом году они с мужем будут праздновать бриллиантовую свадьбу.
Где-то рядом, совсем близко находится 2-я Гвардейская Таманская мотострелковая дивизия. Я помнил, что здесь несёт службу один мой знакомый, который решил пройти армию после окончания журфака МГУ. Очень быстро в моей руке оказался телефон. Зная, что Таманская дивизия всегда являлась образцово-показательной, я почему-то подумал, что он вполне мог бы участвовать в предстоящем параде. Но нет, тот сидел в казарме, которая оказалась достаточно далеко - километрах в трёх. И эти серые пятиэтажные здания я видел. Он сказал, что видит меня. Что ж, на некоторое время я оказался в поле зрения войскового снайпера.
Откуда-то стали появляться синие флаги с эмблемами Первого канала. На парадной площадке замаячили люди со штативами и камерами, хипстеры в наушниках, на вытянутых руках несущие ни к чему не подключённые журавли с мохнатыми микрофонами. Ещё на парадной площадке была установлена сцена, как в спальных районах на День города. Кто-то очень тихо повторял: "Раз, два, три". За сценой стояли столики, покрытые белыми скатёрками, на них, рассыпая хлопья ржавчины, громоздились гранаты, штыки, фляги. "Эта - ещё с имперским клеймом", - говорила молодая привлекательная девушка в военной форме, держа в руках солдатскую кружку. На самом дальнем столике из коробок доставали модели военной техники. Танки Второй мировой и современные образцы. Подул холодный, совсем ещё зимний ветер, и пластиковый Тополь-М врезался в исторический, но не менее пластмассовый Т-28. Я, чувствуя озноб, похвалил себя за то, что надел и свитер и куртку. По площадке зашагали солдаты с флажками. Какой-то оператор до последнего снимал приближающуюся к нему, стучащую каблуками, стену, потом в спешке отпрыгнул в сторону.
Плацдарм для проведения репетиции парада находился в другом месте. Все снова сели в микроавтобус и двинулись в составе колонны. Потом ветераны прошли к зрительным местам, туда же, поближе к двухэтажной вышке, имитирующей мавзолей, пытались прорваться съёмочные группы со свитами помощников и помощниц. Солдаты лениво доставали списки и листали их, словно не желая видеть совпадения ничьих фамилий.
Из автобусов выходили дети, по виду школьники шестого или седьмого класса. Я не могу сказать, кем они были: гражданская одежда, но никаких родителей, только преподаватели, громко произносящие: "А твоё, Гуськов, поведение мы ещё обсудим. и "Сейчас пойдёшь в автобус сидеть". Их строили внизу, у самого края огороженной для зрителей территории. Когда поехали танки, дети достали из карманов айпэды и айфоны, стали снимать происходящее так остервенело, словно хотели по-настоящему забрать и боевые машины, и солдат, и сам полигон вместе с собой.