В проекте не чувствуется глума, злобного стёба. Феофан добродушен, не циничен. Пусть, наверное, и посмеивается в бороду, в том числе, и над собой. Пожалуй, имеется момент юродства. Но юродство, как считают знатоки смеховой культуры Руси, направлено против рутины. А мир Феофана, Никодима и Медведя — живой, сказочный, непосредственный. И сугубо городская, технологическая музыка органично ложится на весёлые скоморошеские образы музыкантов.
Между Богданом и Селифаном
Галина Иванкина
СССР урбанизм Культура Общество
урбанизм и дезурбанизм советской цивилизации
"Ни в городе Богдан,
ни в селе Селифан…"
Старинная поговорка
Советская цивилизация представляется сугубо индустриальной, городской и пролетарско-инженерной. Об этом рассказывалось в сотнях книг — талантливых и не очень; об этом повествовал каждый второй фильм — будь то любовная драма на фоне строительства домны, монтаж ЛЭП-500 или искания молодых технократов. "Пролетарка, пролетарий, заходите в планетарий!" — кричал поэт Маяковский, всё чаще писавший о месте поэта "…в рабочем строю", а вовсе не в райских кущах пастушеской Аркадии. Любой плакат, славивший гегемона, отсылал к основной идее Красной Империи: мы тут, чтобы покорить пространство и время, догнать и перегнать, реконструировать и застроить. Кроме того, нами владела футуро-мечта о космосе, оказавшаяся бы невозможной в рамках аграрного мира. Это был явный, яростный разрыв с традицией и прежде всего — с деревенским укладом. Комиссары призывали стирать грани между городом и деревней, нести на село культуру быта, устраивать так называемые "смычки", подтверждавшие крах старорежимного невежества. Деревня символизировала дикость, архаику, истовую веру в "непонятного" Бога, а также — лапти, навозный дух, телеги, бороды и вилы. Страшно и тёмно. Посконное. Нечистое. Упраздним! Грядёт светлый, рационально устроенный град — с фабриками-кухнями, автопробегами и нагретым асфальтом. Со сверкающими эркерами домов-коммун и белыми чашами стадионов. С физкультурниками, рабкорами и молодыми конструкторами. Всё это виделось прекрасным и вполне достижимым.
Юрий Олеша в своём романе "Зависть" воспевал гигантский комбинат питания: "дом-гигант, величайшую столовую, величайшую кухню…". Главный персонаж — фунционер Бабичев — изъясняется, как водится, лозунгами: "Слушайте, хозяйки, ждите! Мы обещаем вам: кафельный пол будет залит солнцем, будут гореть медные чаны, лилейной чистоты будут тарелки…". Сама жизнь должна быть поставлена на поток, рационализирована, модернизирована. Ещё немного — и это выльется в грандиозную замятинскую фантасмагорию, которая столь же страшна, сколь прекрасна: "Через 120 дней заканчивается постройка Интеграла. Близок великий, исторический час, когда первый Интеграл взовьётся в мировое пространство. Тысячу лет тому назад ваши героические предки покорили власти Единого Государства весь земной шар. Вам предстоит ещё более славный подвиг: стеклянным, электрическим, огнедышащим Интегралом проинтегрировать бесконечное уравнение Вселенной. Вам предстоит благодетельному игу разума подчинить неведомые существа, обитающие на иных планетах — быть может, ещё в диком состоянии свободы". Оно манило, это "математически безошибочное счастье" и — гармония, столь же неумолимая, как геометрия: "Торжественный, светлый день. И всё хрустально-неколебимое, вечное — как наше, новое стекло… Площадь Куба…". Куб как единственный желанный смысл. Оставалось решить главный вопрос: куда девать крестьянский менталитет и неизбывные "дворянские корни" русской культуры? Есть целый ряд знаковых фотографий тех лет: стекло и бетон конструктивистских сооружений, а возле всей этой лепоты — мужики в картузах да косоворотках, а иной раз — при лошади. Тут важен не столько факт резкого перехода от лучины — к лампочке Ильича, сколько грандиозная попытка перекроить сознание.
Многие деятели, впрочем, осознавали, что в России надо действовать не напрямую. Ещё на излёте "железного века", в 1898 году британский философ-социолог Эбенизер Говард написал работу "Города-сады завтрашнего дня". Он утверждал, что современный мегаполис — это скопище грязи и пороков, а ускоряющийся ритм жизни и растущие вверх дома-чудовища только ухудшают ситуацию. Вместе с тем сельский уклад тоже не отвечает условиям современного бытия: он чересчур патриархален и "медлителен". Выход — в создании поселений, соединяющих положительные качества полиса и деревни. Город-сад — оптимальное сочетание жилой, промышленной и зелёной зон, причём застройка должна быть малоэтажной (1-2 яруса). Население — не более 32 тысяч человек. Центр поселения занят под громадный круглый цветник, вокруг которого располагаются главные общественные здания. План — радиально-кольцевой. Идеи казались очаровательными: Говарду рукоплескали, но претворять это в жизнь, имея крохотные клочки свободной земли, — пустое мечтание. Хотя несколько оазисов всё-таки было создано, как в Англии, так и за её пределами.