Безусловно, дальнейший рост использования ВИЭ практически запрограммирован политикой развитых стран Евросоюза и США. Кроме того, развивающиеся страны: такие, как Китай и Индия, — тоже развернули масштабные программы по установке и использованию ВИЭ. Однако и через 20 лет "развёртка" мирового потребления энергии будет схожа с нынешней: большую часть потреблённой энергии, просто в силу инерции любой технологической сферы, по-прежнему дадут каменный уголь, нефть и природный газ.
Почему же сейчас цена на нефть находится на столь низких локальных уровнях, которых не было с начала 2000-х годов? Что, в мире оказалось внезапно много дешёвой и доступной нефти? Или же это падение цен — результат некоего сговора, имеющего своей целью разорение нефтедобывающих стран? Нет, реальный ответ лежит достаточно далеко от этих простых, но неверных ответов.
За десятилетие 2005-2015 годов, при стабильно высоких ценах на "чёрное золото", в нефтедобывающую и нефтеперерабатывающую отрасль, как и в отрасли добычи и транспортировки природного газа и каменного угля, пришли громадные инвестиции. Эти инвестиции, исчисляемые, в масштабах планеты, триллионами долларов, вызвали настоящий технологический бум в нефтедобыче: высокая цена на углеводороды позволяла окупать риски по разведке, освоению и эксплуатации дорогих, удалённых и "капризных" месторождений, которые ещё в конце 1990-х годов казались совершенно неперспективными. Условно говоря, когда нефть стоила 100 долларов за баррель, это позволяло осваивать месторождения нефти с себестоимостью "чёрного золота" в 80 долларов за баррель (и получать там 25% рентабельности), но это же и давало сверхприбыль на каком-то старом советском месторождении в Тюменской области, где себестоимость добычи составляла 20 долларов (рентабельность, соответственно, зашкаливала за 400%).
Старые нефтедобывающие страны при такой рыночной конъюнктуре буквально "купались" в долларовом дожде, одновременно особо не задумываясь о том, что "новая" нефть, которая понемногу, год за годом заменяла в их структуре запасов нефть старых месторождений, стоит гораздо дороже, чем нефть, открытая и освоенная ими в 1970-х или 1980-х годах. Кроме того, нефтедобывающие страны и нефтяные компании переоценили "запас прочности" мирового рынка нефти: как оказалось, мировая экономика с трудом выдерживает нефть за 140, 100 или даже в 70 долларов/баррель — такая высокая цена нефти и связанных с нею углеводородов вызвала замедление и остановку промышленного роста практически везде в мире и отказ населения от интенсивного использования нефти и нефтепродуктов. Везде, где только было возможно, люди пересели с личных автомобилей на поезда, автобусы или трамваи, которые нефть потребляют в меньшей степени или не потребляют вовсе.
Мировая экономика по факту не смогла приспособиться к высоким ценам на нефть. То, что для России, Саудовской Аравии или ОАЭ было "золотым ливнем", обрушившимся на их нефтедобывающие экономики, для других стран стало жестоким налогом на конечное потребление, когда вместо массы конечных потребительских вещей: автомобилей, телефонов, стиральных машин или холодильников, — люди в странах-потребителях нефти вынужденно оплачивали высокую цену нефти для работы этих самых "экономик потребления".
Результатом десятилетия "дорогой" нефти стало замедление и остановка роста всей мировой экономики — в силу массы объективных ограничений, среди которых углеводородный энергетический фундамент был главным, но не единственным "пределом роста".
Обычным выходом из таких ситуаций всегда была смена одного технологического уклада другим: так, уголь послужил заменой мускульной силы и энергии дров в начале XIX века, нефть вовремя сменила уголь в начале ХХ-го. В 1980-х годах многие футурологи прочили победу энергии атома над уходящим "нефтяным веком", конец которого относили на начало XXI века. Именно такая логика присутствовала в начале эры мирного атома, когда в ядерной энергии мыслился разумный выход из конечности и недолговечности нефтяного изобилия, характерного для ХХ века, "века нефти".