Выбрать главу

Портретист в России традиционно пишет историю через лица. Из пышных золоченых рам на нас смотрят миллиардеры и бездомные, политики и монахи, воины, труженики, старухи и великолепные русские женщины. В творчестве Шилова прослеживаются все важные темы, характерные для художника, мыслящего философскими и социальными категориями.

Работа “Забытый” изображает скорбного старика с орденом Красной звезды; картина “Воин-интернационалист Василий Федоркин” поражает выписанностью шрама на лице героя афганской кампании, а стеклянный глаз смотрится жутко (глаз войны!); картина “Чечня. Алихан” повествует о жестокой судьбе покалеченного чеченского мальчика (он состоит как будто из одних протезов), однако примечательно, что картины, повествующей о трагедии Буденновска, в музее нет.

Тема женской красоты и любви решена настолько блистательно, что каждую из шиловских красавиц хочется выхватить из рамы и поцеловать… Огромная серия очаровательных Наташ, Машенек, Катюш, Людмил, Ирин блистает изысканностью нарядов и золотом овальных рам. Барышня в цветастом платке на фоне заснеженной деревни; сестра милосердия — вся в белом; юная голубоглазая скрипачка с партитурой Шопена (чью любовь нельзя купить).

Кстати, на шиловскую “Обнаженную” мужчины смотрят так, что молодая смотрительница зала стыдливо опускает глаза. Конечно, это мальчишество — внимательно и сладострастно разглядывать нагую женщину на холсте, но не есть ли это простое любование русским генотипом пышной голубоглазой красавицы, который встречается, увы, довольно редко?

Вот портрет “Юная москвичка” (1995 г.), напоминающий работы Энгра. Это Маша Шилова, погибшая дочь художника.

Образы духовенства, монахов выглядят не столь убедительно. Обычно это довольный, упитанный священник с ухмылочкой и сияющим на животе крестом, выписанным дотошно и так сказать тенденциозно (с приторным религиозно-идеологическим привкусом). Однако ощущение слащавости покидает зрителя, когда он видит портрет архимандрита Тихона, где осязаемо выражена державная мощь нашей веры. Впрочем, монахини Шилова — это, скорее, просто красивые женщины, облаченные художником в монашеское платье — в них слишком сильно мирское начало.

И наконец тема стариков и “старчества”.

В ней Шилов реализует свои возможности, не избежав при этом очевидных промахов. Отрадно то, что старики Шилова — личности, имеющие человеческое достоинство. Никогда мастер не опускается до хихиканья над старостью, уродством, болезнью. Картина “В день рождения Ариши”, — на мой взгляд, просто великолепна. Сидит седой небритый старик в выцветшей голубой рубашке — поминает рюмкой водки свою почившую подругу жизни. Колорит здесь серебристо-коричневый. Работа, что называется, прошибает до слез…

Картина “В театре” изображает старушку в шляпке, сидящую в театральной ложе, а рядом — молодая пара, это следует понимать как воспоминание старой театралки.

Обе эти картины величественны и печальны: в них трагедия человеческой жизни. Хотя бывают моменты, когда смотришь на написанную Шиловым старуху и видишь блеклые глаза со слезой, кожу, как печеное яблоко, морщины, трещины, бугорки, все в жутковатом красном колорите — и невольно пугаешься лика старости. Как говорится, Memento more…

Много у Шилова портретов людей элиты, известных представителей разных, причем политических “лагерей”: величественный кинорежиссер Бондарчук, судья Зорькин (в смешной шапочке), “депутатка” Памфилова (в виде красотки), режиссер Говорухин (с трубкой, бабочкой, в барском пиджаке).

Вот что говорит Александр Шилов о политике: “Мне больно видеть то, что происходит с Россией. Жестокость, кровь. Наша страна отстала по всем показателям, за границей ее никто не уважает. Но духовный потенциал народа самый высокий в мире. Я всегда выступал за частный бизнес, но не за разграбление страны. За богатых людей, но не за нищих и бомжей. За настоящую свободу слова, а не за ее профанацию. Наша интеллигенция, к сожалению, все время славилась своим конформизмом”.

Что сказать: люди простые, сиречь неразвращенные, уже устали искать смысл в рекламной бессмыслице и околохудожественной демагогии, они с радостью идут туда, где искать ничего не надо, а можно просто наслаждаться…

Олег КУЗНЕЦОВ

ДА НЕ ПРЕРВЕТСЯ ТОК… [ ТЕАТР ]

Евгений Оденцов

С ее уходом — ушла последняя из могикан классической культуры и романтиков театра.

Узнав все многообразие поисков в этом, в сущности, скромном и аскетическом искусстве — она сумела рассказать о накопленной русским человеком силе: лирической, познавательной, сохранившей ароматы веков и знающей их смысл и значение. Величие дара актрисы — в желании не нарушать масштаба отношения человека к бесконечному и в чувстве правды, без которого искусство будет рассудочным.

Искусство останавливает жизненный поток, чтобы вернуть его к внутреннему миру человека. И его воле. Сложное искусство Веры Поповой было и трагическим, и радостным, поющим, принимающим мир, как он явлен глазу! Каждый жест Поповой содержал свою жизнь, построенную и мощным движением, и грациозным! И поражали больше всего экономия средств выразительности, приемы и эффекты — с такими, казалось бы, простейшими, но всегда изобретательно-чарующими средствами! Тут было слияние больших чувств и больших закономерностей театра, разгаданных и увиденных Поповой за случайным шумом и разноголосицей. И все это, казалось, исходило из органической последовательности искусства непостижимого и бесконечно талантливого русского народа…

Разматывание актрисой клубка страданий и судеб Катерины, Ларисы, Глафиры, горьковской Насти, чеховской Раневской, достоевской Москалевой, тургеневской Марфы Тимофеевны, толстовской Вронской — все это было именно тем, чего мы ждем от искусства. А десятки героических ролей в театре Корша и, затем, коллективная работа со Станиславским и Немировичем-Данченко в Художественном театре — укрепили ее душевную логику и продолжили традицию великих ее предшественниц в русском театре. Национальная актриса, она была очень сильна и в новом советском, и в западно-европейском репертуаре — придавая своим размышлениям в “Егоре Булычеве”, “Любови Яровой”, “Русских людях”, “Дяде Ване”, “Глубокой разведке”, “Платоне Кречете”, “Осеннем саду”, “Ученике дьявола” — современную направленность и убежденность современной характеристики. Развитая ею в себе страстная передача тонких соотношений чувства — навсегда определила исключительность Веры Поповой, “избранность” ее натуры, — все то, чему не сразу и поверишь, но поверив — пронесешь до конца.

Ее знаменитое прошлое — было в настоящем, а страхи — были ниже ее любви к ценному в жизни. Она владела какой-то тайной времени, ей одной присущим ритмом. Как будто зажигался и не потухал огонь общения!!! Незабвенная Вера Николаевна — легендарная Вера Попова с ее лучшими силами души, нам доставшимися и нас радующими, двигающими, помогающими поддерживать тонус, адекватный той выразительности, тому пластически-новому, что она нашла!

Так получилось, что никто не простился с Верой Николаевной. Провожала величайшую актрису только ее большая поклоница — Марина Тимофеевна Семенова.

“Все спеши полюбить, ибо все преходяще и тленно.

Всех спеши полюбить, ибо люди проходят как сон.

Кто с тобою сейчас — тот не будет с тобой неизменно”.

Но да не прервется ток, нас соединящий!

Это была пылкая, мятежная натура. Не только история русского театра, но и ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА УСЛОВНОСТИ данного искусства, в которую войдут единицы — навеки запомнят именно Веру Попову.

Евгений ОДИНЦОВ

«МОСКВА — ДОРОГА В XXI ВЕК» [ НАШИ ]

Жан-Мишель Жарр:

6 сентября на Воробьевых горах в 20.00 начнется фантасмагорическое музыкально-световое представление “Кислород в городе”. Его творец, блистательный французский композитор Жарр говорит об этом так:

— Предложение провести концерт в России — это для меня был настоящий вызов. И я хочу создать такое зрелище, которое явилось бы основным элементом праздника Москвы.

Когда несколько лет назад я посещал Москву, то просто влюбился в здание Университета на Воробьевых горах. Возможно, это самое потрясающее здание в мире. Эта громада помещается между древней историей, живыми людьми и близким будущим… Именно здесь я попытаюсь построить свой концерт.