Выбрать главу

С помощью создания благоприятных условий жизни: деньги, жильё, сады-ясли, лагеря — можно "вытащить" то количество детей, которое есть у женщины в голове, но для того, чтобы его увеличить, — тут нужны совсем иные меры.

Менять женскую психологию придётся весьма радикально. Женщина должна считать замужество и материнство главным делом жизни. То есть идеалом и образцом женщины должна снова стать домохозяйка и мать, а не работающая женщина, как сегодня. Работающая должна считаться хуже, ниже домохозяйки. И совершить этот поворот — неимоверно трудно, ведь уже три, а то и четыре поколения российских женщин впитали противоположную философию: я сама, я всё могу, есть муж — хорошо, нет — ещё лучше.

Это мракобесие и реакция? Автор зовёт в каменный век? Ну, да. Если мы хотим достичь результата, нужно вернуть моральные и поведенческие нормы, которые были тогда, когда искомый результат — достигался. Если мы готовы смириться с отсутствием результата — мы можем продолжать как есть. Единственное, к чему я зову, это к прямому взгляду на вещи.

Если мы хотим в самом деле совершить этот поворот, то потребуются огромные усилия воспитательной работы и тотальной пропаганды. По всем каналам массовых коммуникаций должны транслироваться только утверждённые принципы и взгляды. При этом должен быть полный запрет на пропаганду противоположный ценностей. Если будет, положим, государственный бесплатный канал ТВ, который будет 24 часа в сутки вещать в пользу материнства и младенчества, воспевать семейные радости, но при этом нажатием кнопки можно будет перейти на другой канал, где будут рассказывать об успехах удачливых куртизанок или звёзд (что почасту неразличимо, и сегодня это идеал, к которому стремятся молодые девушки) — так вот в этом случае ничего не получится. Почему? Да потому что у звезды всё классно и прикольно, а у этой дуры-мамашки — что? Горшки да пелёнки. Образ звезды-куртизанки всегда победит в качестве образца для подражания.

Что ещё надо сделать для настоящего подъёма рождаемости?

Изменить тип расселения. Люди должны жить в коттеджах с садиком, а не в многоквартирных громадах. Я живу всего в трёх километрах от Москвы, но тут у нас дома с участками, бегают белки, прилетают синицы и дятлы, растут яблоки и малина, некоторые держат и кур. И здесь у нас существенно больше многодетных, чем в соседнем московском районе, до которого можно пешком дойти.

Так что изменив тип расселения, можно подтолкнуть многодетность. То есть делать надо ровно обратное тому, что делается сегодня: не сбиваться в кучу, закрывая школы и целые посёлки и даже городки, а наоборот — расселяться по территории. Для этого надо строить дороги, инфраструктуру — это очевидно. Дома-то построить — проще простого, это и сами многие сделают — инфраструктура нужна.

Всё ли так мрачно и может ли так как-то получиться, что народонаселение начнёт расти с помощью какой-нибудь простой меры? Уверена, что нет. Но, осознав внутренний механизм явления, на него вполне можно воздействовать. Правда, воздействовать надо долго — годы и десятилетия. Так далеко у нас никто не заглядывает. Это вообще не по силам демократии — глядеть за горизонт и "видеть то, что временем закрыто". Демократия мыслит не дальше ближайших выборов.

 " Мы жили весело в в Москве..."

"Мы жили весело в Москве..."

Юрий Мамлеев

0

Культура Общество

из книги воспоминаний

В конце шестидесятых уже чувствовалось, что грядут большие перемены. Тем не менее, жизнь текла в старом ключе. Этот "ключ" был такого рода, что, бросив взгляд на 60-е годы в целом, можно было с уверенностью сказать, что в духовном плане подобного времени не было вообще никогда, и всё, что тогда происходило, было абсолютно неповторимо — ничего подобного не было ни в 90-е годы, ни в XXI веке. Что я имею в виду?

Это, во-первых, та необыкновенность общения, которая касалась не только нашей среды, но и всего того времени в целом. Например, бывало так: на станции в вагоне метро открываются двери, заходит человек, садится рядом с другим человеком, обнимает его, и через минуту они начинают рассказывать друг другу свою жизнь. Это было абсолютно нормальным явлением. Сейчас в метро вы не увидите ничего и отдалённо похожего. Все отчуждены, разъединены, все сами по себе. Это чудовищно со всех точек зрения, в том числе и с точки зрения русского общения, русской культуры. Но я говорю также и об общении в среде интеллигенции, нас, неконформистов. Оно носило очень глубокий характер. Например, я встречался у памятника Тимирязеву с Мишей Каштаном, замечательным поэтом, со многими другими персонажами Южинского и вообще неконформистского мира, и даже сидя вдвоём в каком-нибудь ресторанчике, в пивной или на квартире и распивая потихонечку что-нибудь или даже не распивая, мы могли открыть друг перед другом душу. Душа человека раскрывалась, подобно удивительной, потрясающей книге, и вы могли прочесть её всю. Именно этим были интересны для меня люди. И если в компании тоже раскрывались какие-то грани, даже невидимые для самого персонажа, который вдруг начинал говорить какие-то совершенно необычные вещи, это был такой самоанализ наружу, самоанализ на людях, всплеск фатальной интуиции…