В прологе — занесенное снегом распятие, которое долго и внимательно изучает камера Роберта Ричардсона Роберта РиРо под оригинальную музыку Эннио Морриконе. Прямой намек на реальность, в которой нет Бога, а есть только озверевшие люди, не ценящие значения человеческой жизни и забывшие о душе. Недаром в оригинале название фильма — The Hateful Eight — несет в себе более точное прилагательное "ненавистная". Используя вестерн как предлог, в своем восьмом фильме Тарантино погружает зрителя все три часа экранного времени в герметический детектив, где разговаривают куда больше, чем пускают в ход по прямому назначению револьвер.
Используя "Великое молчание" Серджио Корбуччи как эликсир вдохновения, а "Джанго, стреляй!" Джулио Куэсти как эталон по эстетике насилия в жанре, Тарантино впервые за долгое время создает не компиляцию кинематографических стилей и чужих наработок, а углубленное исследование своих собственных ранних скрижалей. По сути, происходящее на экране — это театр-гиньоль, где есть и драма, и черная комедия, и детективная интрига, и ставшая сегодня вновь актуальной развёрнутая дискуссия о "ниггерах" и конфедератах. Несмотря на очевидную композиторскую заявку вначале, режиссёр избегает соблазна использовать красивые проигрыши везде, где ни попадя — на этом музыкальном приеме, к примеру, был построен его предыдущий фильм, "Джанго освобождённый", — и движется в совершенно противоположном направлении.
Сдержанный саундтрек не мешает сосредоточиться на разговорчиках, изредка прерываемых пальбой — нет лучше средства от холода внутри и снаружи, нежели извечная добротная кровавая баня. И пускай немногие находят этот душ освежающим, иронии здесь на порядок меньше, чем в откровенно пародийном "Джанго", а вот издевательств над предвзятым зрителем хоть отбавляй. Кому-то это кажется вторичным и скучным, но все эти пули-упреки "Восьмерка" готова переварить в своём чреве без особого ущерба. Поскольку адресована она в первую очередь тем, кто еще помнит, как в темноте кинозала "теплым ламповым звуком" оживала и рассказывала увлекательнейшие истории широкоформатная плёнка, а не ее цифровые заменители.
Абстракции на снегуМарина
Абстракции на снегу
Марина Алексинская
1
Культура
возвращение «Спящей красавицы»
Мы вступаем в 2016 год. Нас ждут парадные торжества по случаю 200-летия Мариуса Петипа и грядущего 90-летия Юрия Григоровича, гранд-мэтров, с чьим именем балет теряет свою хореографическую сущность и приобретает сущность эмблемы величия и роскоши России. Несравненной.
"Нам нужна мечта, надежда, утопия!" — из трудов Александра Зиновьева, философа, ученого-логика. — Нам нужна сказка: людям важно, в какой они верят туман и какая им верится сказка"… В эти долгие вечера под сиянием звезды Вифлеемской в Германии вспоминают богослова Мартина Лютера, реформатора церкви и законодателя традиции наряжать ёлку под Рождество; в Англии вспоминают принцессу Шарлотту Мекленбург-Стрелицкую, супругу короля Георга III, традицию с земли немецкой она распространила, устроив под Рождество грандиозное событие: дети влиятельнейших семейств королевства замерли от восторга при виде в Виндзорском замке ёлки от пола до потолка в сверкающих огоньками свечах, игрушках и сладостях под разноцветной бумагой, ну а мы… мы просто околдованы музыкой, "Россия — величина лирическая". Этой музыкой, как запахом хвои и мандаринов, напоен воздух. Эта музыка звучит в залах консерваторий, на филармонических площадках, на улицах, катках и площадях… всюду, куда бы мы ни пришли в эти новогодние рождественские дни, с нами "Вальс цветов" или танец феи Драже из балета "Щелкунчик". И мы вспоминаем Петипа-Чайковского-Григоровича… И мы стремимся в Большой театр, ибо театр оперы и балета немыслим вне сказки. Подняв бокал "Советского" шампанского "за Новый год!" и разместившись поуютней в кресле среди алого бархата и золотых арабесков, мы предаёмся обаянию великолепных декораций, музыки и танца… чтобы сбросить на вечер ношу житейских тревог и волнений? Отчасти. Чтобы в созерцании чудесного увидеть-разглядеть, как сквозь окно, схваченное морозом, Россию предвечную, ту, что в небесном пантеоне запечатлена фресками Дионисия, иконами Рублева и застывшими мизансценами из балетов Петипа-Чайковского-Григоровича.