Однако в базисных основаниях социальной нормативности всегда присутствуют два полюса: идеократический, или полюс Должного, и бытийственный, или полюс Сущего. Полюс должного коренится в Идеале религиозного накала, вокруг которого исторически возникает структура идеологии с ее нормативностью (“10 заповедей”, или “моральный кодекс строителя коммунизма”, или еще что-то) - то, что уместно назвать “идеократическим правом”. Кант, заявлявший о моральном законе внутри как категорическом императиве, имел в виду прежде всего эту, религиозно-идеологическую, нормативность. Полюс сущего - система табу, стереотипов, ритуалов, обычаев и пр., чаще всего укорененная в давней или даже древней истории общества и поддерживающая нормы для сохранения и воспроизводства его жизни в форме “обычного права”. Нормы, исходящие от обоих полюсов, всегда пересекаются. А зона пересечения нормативных полей фиксируется в сводах писаных законов (гражданское и государственное право).
В России за последний век сначала поменяли, а к сегодняшнему дню уже практически вовсе “сняли” идеократическое право. Однако Достоевский, устами своего героя заявивший: “Но если Бога нет, то все позволено!” - был не совсем точен. Оставалось (и пока еще как-то сохраняется) обычное право, и еще как-то (но все хуже) работает система правовых институтов и писаных юридических норм.
А роль обычного права далеко не так проста. Она совсем не сводится к архаике фольклорно-обрядового характера. Дело в том, что любая система традиционных норм обязательно иерархична, и в каждой такой системе высшими, “главными” нормами, удерживающими на себе всю “нормативную пирамиду”, оказываются те, что относятся к жизни и смерти. То есть к сохранению жизни (право ее лишить), отношению к покойным (жизни предков), и к воспроизводству жизни (брак, сексуальная сфера, отношение к детям). Именно здесь, как знает любой этнолог, наибольшая насыщенность ритуалами и обрядами, именно здесь - самая строгая система табу.
И именно здесь любое крупное вмешательство в сферу норм, пусть даже и кажущихся на первый взгляд безнадежно устаревшими и бессмысленными, приводит к обрушению ВСЕЙ нормативной пирамиды обычного права вообще. А тогда - никакая, пусть даже самая изощренная и юридически безукоризненная, государственная правовая система не поможет. А помогает - либо восстановление накаленного идеократического права (“Святейшая инквизиция”, шариат в Иране и его попытка в Чечне), либо воспитание масс несколькими веками показательного применения жесткого полицейского надзора (Англия, Германия), либо тотальная свирепость всепроникающей диктатуры власти (неоднократно - средневековый Китай, ряд латиноамериканских диктатур, да и, скажем откровенно, Советская Россия первых десятилетий). Либо - первое, второе и третье вместе.
Кто сомневается - пусть послушает американских криминологов, благославляющих Бога за то, что большинство этнорасовых общин США создают свои гетто и сохраняют в них основные элементы обычного права. И признающих, что иначе “самая совершенная в мире” полицейская система США оказалась бы бессильна перед преступностью.
Возвращаясь к родным российским пенатам, заметим, что перестройка и особенно постперестройка последовательно наносят удары сначала по идеократическому праву (оплевывание коммунистических идеалов и одновременно “изобличение” Церкви в сотрудничестве с “государством-антихристом” и КГБ), а затем именно и прежде всего по главным сферам “обычной” нормативности. Жизнь, смерть, насилие, отношение к покойным (вспомним хоть фильм Абуладзе “Покаяние”), сексуальность - удары наносятся именно по тем смысловым зонам “обычной” нормы, которые удерживают нормативную пирамиду. Но после “снятия” норм в этой сфере - если оно, не дай Бог, действительно и массово произойдет - мы очень скоро увидим, что такое общество вовсе без нормативных тормозов, и что имел в виду классик под словами “ВСЕ позволено”.
В этом смысле парламентская борьба вокруг законов о свободе совести или о репродуктивных правах граждан (и вообще об “особенных” правах меньшинств и о законодательном расширении нормативного пространства) - тревожит как прецедент. Любой закон такого типа - это, если разобраться в сути, законодательная защита вненормативности (нормативного плюрализма) от ведущей арьергардные бои нормативности, публичная легитимация такого плюрализма как общественно предпочтительного.
Совсем не случайно Ватикан и Ислам на Каирской конференции по народонаселению в 1994г. так жестко и непримиримо боролись против внесения в декларации ООН заявлений о благожелательном отношении к контрацепции и абортам, против любых попыток объявить “условными и необязательными” семейные связи. Вовсе не случайно Патриархия так настойчиво призывала НТВ отказаться от показа скандального фильма Скорцезе “Последнее искушение Христа”. Иерархи Церкви лучше, чем кто-либо другой, понимают, что религия всегда базируется на устойчивой идеократической нормативности, и знают, сколь быстро ее ослабление превращает Веру лишь в маску или моду.