Однако главное реформаторское нововведение заключалось в том, что отныне полные права на использование изобретения передавались его автору, конкретному человеку или юридическому лицу. Государство оставалось теперь не у дел, его роль сводилась лишь к экспертизе изобретения и оформлению на него охранного документа - патента. Действует этот патент 20 лет, и в течение этого времени патентообладатель вправе делать со своим детищем все, что угодно: сбыть неизвестно кому, засунуть под подушку, вообще выбросить. О государственном интересе, технологической оснащенности или национальной безопасности реформаторы думали меньше всего: прежде всего - “забота об отдельном россиянине”.
Ну что ж, пусть механизм дряхлый и бестолковый, лишь бы работал. Однако в 1992 году особой работы Роспатента не наблюдалось. Конечно, на это нашлись абсолютно объективные причины: 15 суверенных государств, у каждого - свое новое законодательство, в самой России законы меняются чуть ли не ежемесячно, в результате очень многие заявки на изобретения подавались в одних условиях, а рассматриваться должны были в соответствии с совершенно другими нормами. Короче, для нормальной работы Роспатента понадобилась новая законодательная база.
Создавали ее 3 года! И до сих пор еще доделывают. Положение о Комитете по патентам и товарным знакам (Роспатенте) РФ, Патентный закон РФ, законы по охране промышленной собственности, Закон о товарных знаках, ряд нормативных актов - на это ушло время до конца 93-го. А потом - новая Конституция, новый Гражданский кодекс, и снова пошло-поехало. В итоге в самом Роспатенте первым полноценным годом работы считают 1994 год. Вполне возможно, законы всегда и везде принимаются так долго, однако для русских изобретателей масса времени ушло впустую.
Но вот, кажется, все налажено: и структура, и законы - пора уже работать. “Ничего не выйдет, - сказали вдруг в правительстве, - у государства на всякие там изобретения денег нету.” Просто и ясно. Рожали-рожали, массу сил извели, наконец разродились, и ребеночек вроде дышит, а кормить его нечем. Приведем слова тогдашнего гендиректора Роспатента из ежегодно публикуемого отчета этой организации: “С 1994 года испытываются большие трудности, в основном из-за нехватки финансирования, в осуществлении процессов, определяющих жизнеспособность и функционирование самой системы охраны промышленной собственности.” Если уж глава госструктуры, созданной самим президентом, заявляет подобное в официальном отчете, то, очевидно, дела на самом деле плохи. Написано это было в 1995 году, с тех пор финансовое положение Роспатента только ухудшилось.
Стали искать деньги и вспомнили о пошлине, которую обязан заплатить каждый изобретатель, обращающийся в Роспатент. Ввели ее еще 4 года назад, и с тех пор за счет нее да жалких подачек правительства наша государственная патентная организация сводит концы с концами. На вопрос, много ли денег приносят пошлины, мне ответили: “Да что же они принесут, когда они такие высокие?!” Посудите сами: сегодняшняя пошлина за одну только заявку на изобретение составляет 2 минимальные зарплаты. А еще - за проведение экспертизы - 3, за апелляцию - до 4, за товарный знак - 3 зарплаты. Если вспомнить теперь, что наши изобретатели ездят в Роспатент отнюдь не на “мерседесах”, а на троллейбусе, а наши НИИ сами сидят без денег по полгода, то становится ясно: у изобретателей нет денег, чтобы получить патент, а у Роспатента нет денег, потому что не идут изобретатели. Доходит до смешного: частное лицо не может безвоздмездно передать права на свое изобретение государству в обмен лишь на общественное признание - сначала он должен заплатить деньги и получить “царскую грамоту” - патент.
Итак, государство денег не дает, пошлины только отпугивают изобретателей, поэтому приходится искать деньги на стороне, то есть за границей. “Да кому мы там нужны?” - спросите вы. Еще как нужны. Международные фонды с радостью готовы финансово поддержать нашу “молодую демократию”, дать денег Роспатенту. Но только взамен они просят маленькую награду, чистую условность. Что может дать им нищая русская организация, занимающаяся патентами и изобретениями? Правильно, информацию. И вот уже несколько лет наши технологии, разработки, ноу-хау совершенно официально уходят за рубеж. В отчете Роспатента, уже за 1996 год, нынешний гендиректор Корчагин черным по белому пишет о “критической ситуации с экспортом наукоемкой продукции и высоких технологий”, о необходимости “системы патентной защиты экспортируемой высокотехнологической продукции”, о том, как мы передаем научные данные за рубеж, оставаясь лишь с правами авторства.
Даже странно как-то: что еще можно у нас, нищих и безнадежно отставших, отобрать? Ведь за десять лет количество одних только заявок на изобретения сократилось почти в 8 раз! Вот данные, приведенные в отчетах: 1987 год - 180563 заявки, 1990 г. - 118843, 1992 г. - 45694, 1996 г. - 23211 заявок. В этом году будет еще меньше. Любопытно, что составители отчетов напрямую связывают эти цифры с динамикой спада производства. Получается, что за десять лет спад производства составил 87%. От золотой горы осталась у нас лишь горсточка - и ее пытаются вынести вон.
Сначала реформаторы забыли об интересах государства, после пожалели деньги на свое же детище, затем закрыли глаза на разграбление и вывоз научного потенциала страны, теперь же им не терпится окончательно разделаться с патентной системой России. В Роспатенте грядет объявленная реорганизация, а на самом деле - лютое сокращение. Люди бегут десятками, сотни готовятся уйти по сокращению, остальные притихли и молчат - как бы и их не выгнали на улицу. Высокие начальники в командировках и на конференциях решают важные проблемы, занимают выжидательную позицию. Все ждут очередное реформирование, а Роспатент умирает.
Кирилл КУШНЕВ
ВРЕМЯ БИБЛИОФОБОВ
Игорь Феофанов
В VII веке до нашей эры великий царь Ассирии Ашшурбанипал - известный тем, что за 36 лет бесконечных битв не оставил в живых ни одного пленного врага, утопивший в крови весь Восток, - средь каменных башен и военных бараков своей столицы Ниневии основал самую большую библиотеку Востока, собрав в ней всю мудрость мира. Беспощадный воин и бездушный деспот за двадцать шесть веков до нас понимал, что власть над народами таится не только в наконечниках стрел и копий, но - в таинственных знаках, вырезанных на глиняных таблицах, слагающих письмена, несущих знание и могущество…
Сегодня, за тысячу дней до следующего тысячелетия, пожалуй, только недалекий человек не понимает, что будущее любой страны будет зависеть от того, насколько полно и эффективно она сможет аккумулировать и переработать потоки информации, циркулирующие в мире. За рубежом компьютерные носители информации через несколько лет окончательно переварят горы бумажной литературы и документации, разветвленные сети во главе с исполинской паутиной Интернет уже сейчас стерли границы информационного обмена и доступа к данным, на наших глазах осуществляется очередной передел мира, когда при поддержке десятка государств формируется глобальная структура, объединяющая информационные резервы каждой своей единицы в единое целое. Всякий причастный к этой системе сможет пользоваться всем объемом информации, для остальных доступ будет существенно ограничен или вообще запрещен.
А что происходит у нас? Да ничего не происходит. До нормальных компьютерных сетей нам, как до луны, о цифровых носителях информации большинство наших соотечественников вообще не догадывается, располагать данные на видеокассетах или надиктовывать на аудиомагнитофон совсем уж не эффективно, поэтому остается обычная бумажная полиграфия. А как у нас с книгами? Да все хуже и хуже. Раньше, до перестройки, мы выпускали 83000 названий и 3 миллирада экземпляров книг в год и занимали по этим показателям первое место в мире: “самая читающая страна”. В 1995 было напечатано… 30000 изданий при 600 миллионах экземпляров - это уровень России 1913 года. Вы помните, как мы все любили сравнивать с дореволюционным прошлым: и прокат чугуна, и процент грамотных-безграмотных? Теперь самое время вновь вспоминать начало века. Только счет будет не в нашу пользу. В 1996 году было выпущено “целых” 25 тысяч изданий. Сколько их будет в этом, секвестированном, году “начала признаков оживления”, не сможет сказать никто.