28 октября - Начавшаяся паника на Гонконгской бирже нанесла сильнейший удар по финансовым институтам Латинской Америки, едва оправившимся от мексиканского кризиса 1994-1995 годов. Эксперты считают, что наибольшие потери понесут Бразилия и Венесуэла.
13 ноября - Вопреки ожиданиям, резолюция завершившейся в Венесуэле ибероамериканской встречи “Этические ценности демократии” осуждает не нарушения прав человека на Кубе, а попытки США экстерриториально применять внутреннее законодательство.
29 ноября - Главная тема латиноамериканского визита Е.Примакова - сотрудничество региона с РФ в перспективе XXI века.
В нашем Отечестве о Латинской Америке вспоминают редко, преимущественно в связи с мнимыми “шоковыми” экономическими успехами латиноамериканских диктатур, нечастыми государственными визитами, наркобизнесом и наиболее громкими терактами. А зря. Латиноамериканский субконтинент всегда выходил по своему значению для мира далеко за рамки экзотики, обозначенной в российском массовом сознании популярными телепередачами о природе Амазонки, а также темами и стилистикой корифеев латиноамериканской литературы вроде Маркеса, Амаду или Льосы.
“Бурная” Латинская Америка после Второй мировой войны приступила к очередному крупному этапу собственного непростого самоопределения. К 70-м - 80-м годам в основном завершился период регулярных военных переворотов - “пронунсиаменто”, и испытания различных моделей социальной патронажно-государственной “закрытости”. В 80-х, в попытке преодолеть сложившуюся за века “периферийность” и глубокую зависимость от мировых экономических центров - опробовано и в основном отвергнуто искушение “шоковых” неолиберальных государственных моделей. А с начала 90-х, и особенно в связи с мировым кризисом олицетворявшейся СССР “левой идеи”, на субконтиненте окончательно сложилось понимание, что без выстроенной системы внутрирегиональных политических и экономических связей все без исключения страны региона обречены - каждая “на своем муле” - тщетно пытаться (в темпе “догоняющей модернизации”) поспеть за экспрессом развитых стран Севера.
Именно этим рубежом датируется форсаж процессов региональной экономической интеграции. Осознание малоуспешности созданных ранее региональных союзов (Латиноамериканское экономическое содружество ЛАЭС, Андская группа, Группа трех и т.д.) привело к созданию в 1991 г. южно-американской зоны свободной торговли МЕРКОСУР в составе Бразилии (основной локомотив процесса), а также Аргентины, Урагвая и Парагвая. Альянс уже в 1995 г. повысил свой статус и глубину интеграции, превратившись в Таможенный Союз.
Разумеется, латиноамериканский интеграционный процесс развивается не изолированно. На том же рубеже начала 90-х во всем мире, в связи с распадом его биполярной структуры, созрело понимание неизбежности перехода планеты из обрушенной политико-идеологической биполярности в весьма проблематичную финансово-экономическую многополярность, обычно обозначаемую термином “глобализация”. А значит - неизбежность глобального передела мировых рынков и назревающей острейшей конкуренции финансово-экономических центров за “долю” в этом переделе. Именно в этот момент Европа предпринимает отчаянные усилия по форсированию интеграции в рамках ЕС, совершает интеграционный рывок Юго-Восточная Азия, а в США значительная часть элиты обращается к выдвинутой полтора столетия назад доктрине Монро (“Америка для американцев”) и выдвигает собственную интеграционную инициативу НАФТА, реализованную в 1993 г. в виде зоны свободной торговли США, Канады и Мексики.
И именно в этот момент правящие круги Латинской Америки окончательно осознают, что вне собственных интеграционных моделей они рискуют оказаться всецело “страдательной стороной” в этом грядущем мировом переделе. Осознают - и вступают в борьбу за право сохранить и нарастить в нем собственную экономическую (а значит, и политическую, и культурно-цивилизационную) субъектность.
Разумеется, представлять Латинскую Америку, как нечто однородное и единомыслящее, было бы наивно. Есть исторически унаследованные взаимные конфликты (например, между Перу и Эквадором за спорные территории в верховьях Амазонки), моменты глубокого недоверия, разные природно-географические, хозяйственные, этнические, социальные и пр. стартовые условия, есть опасения впасть в зависимость от самых мощных и крупных “локомотивов” интеграции (в первую очередь Бразилии и Аргентины). Но есть и исторически унаследованные “общая судьба” ибероамериканизма и языковое родство, есть общие проблемы “капиталистической периферийности”, есть общий опыт борьбы против по-прежнему подсознательно ненавидимых огромной частью общества северо-американских “гринго”, слишком долго экспортировавших в “Южный конус” политико-экономическую стилистику “банановых республик” и “дипломатии канонерок”.
Есть и нечто другое, более современное, что создает тягу стран Латинской Америки именно к региональному объединению. Во-первых, тяжелейший экономический кризис 94 г., от которого Мексике предстоит оправляться еще много лет, отрезвил даже таких недавних ярых сторонников “прислонения” к США и НАФТА, как Чили, Венесуэла и Эквадор. Во-вторых, заявленные в 1995 г. руководящими органами НАФТА “предварительные” условия вхождения в этот блок (полная ликвидация тарифных и нетарифных барьеров, открытость рынка услуг, политика ограничения субсидий и т.д.) оказались очевидно неприемлемы для любой страны, рассчитывающей сохранить свою самостоятельность вблизи северо-американского экономического гиганта.
В-третьих, при обсуждении в декабре 1994 г. в Майами идеи создания к 2005 г. Панамериканской зоны свободной торговли (ПАЗСТ) отчетливо выявилась конкуренция двух проектов: бразильского и США. Бразильский предполагает раздельное развитие интеграции в МЕРКОСУР и НАФТА с постепенным экономическим “подтягиванием” Латинской Америки и параллельным сближением таможенной и тарифной политики между блоками на основе концепции “открытого регионализма”. Американский предлагает создавать ПАЗСТ на основе (и на условиях членов-основателей) НАФТА, т.е. фактически за счет развала Группы трех, Андской группы и, разумеется, МЕРКОСУР.
Учитывая, что НАФТА превышает МЕРКОСУР по территории и населению вдвое, по ВВП в 7 раз, а по товарообороту в 28 раз, латиноамериканские участники саммита поняли альтернативу и проголосовали за проект Бразилии. И стоит ли удивляться, что полтора года назад именно к МЕРКОСУР присоединились в качестве ассоциированных членов Чили и Боливия, что практически обсуждается вхождение в союз Перу и Эквадора, и что даже Мексика устами своего президента недавно заявила о намерении активнее поворачиваться лицом к историческим родственникам в Латинской Америке? И стоит ли сомневаться, что эти процессы вызвали нескрываемое раздражение администрации США?
Но нельзя сказать, что элитные группы США всецело приняли осовремененную “доктрину Монро”. “Южному курсу” Клинтона противостоит мощная оппозиция в американском истеблишменте, особенно в его республиканской части. Здесь соединяются и немалые финансовые издержки США в ходе мексиканского кризиса с его знаменитым “эффектом текилы”, и острые проблемы рынка труда в южных штатах в связи с наплывом мексиканских рабочих (получившие особое название “мексиканизация труда”), и связанные с ними проблемы нарастания преступности и новой волны антимексиканского шовинизма и расизма, и, наконец, просто фактор политического оппонирования идеям НАФТА и ПАЗСТ как личным детищам Клинтона.
Сейчас позиции Клинтона существенно ослаблены внутриэлитной и межпартийной борьбой, а также рядом “моральных поражений” администрации во внешней политике (неуспех борьбы внутри АСЕАН в связи с приемом в блок отторгавшейся США Бирмы, ситуация в Боснии и на Ближнем Востоке и др.). Поэтому ему остро требовался “внешнеполитический прорыв” хотя бы на одном из крупных направлений. И поэтому визит Клинтона в Латинскую Америку в начале октября так тщательно готовился и был предварен “странными пряниками” вроде объявления Аргентины (основного партнера Бразилии по МЕРКОСУР) “главным союзником США вне НАТО”.