Очень важна древняя, идущая от язычества народная привычка одухотворять природу, древнерусский и бурятский замес этого одухотворения, который в жизни вовсе и не вступает в рознь с православным… Это одухотворение слитно с сыновним доверием к великому распорядку, с ежечасным послушанием, когда от человека не требуется ничего нового – только быть достойным этого Божьего мироустройства и своей, завещанной предками земли. И когда Димитрий-рекостав скуёт озеро, чудо рекостава особенно потрясёт незакопчёные детские души – будь-то волшебство скольжения по льду на коньках или сама таинственная жизнь озера (рассказ «Озерное чудо»)…
С ещё недавними волнами, вдруг замершими на «измождённом взлёте», когда после студёной ветреной ночи на тихой заре оно вдруг откроется взору – запредельно недвижное, замершее. И поражающее отвыкший взгляд, нашедший опору столь внезапно, что от этого будто на миг пошатнётся-вздрогнет забывшийся мир. И в этой ледовой статике ещё больше непрекращающегося движения к смыслу, чем во вчерашней суетливой, неряшливой ряби. И только инеем светится «увядшая приозёрная ковыль», да седина укрывает «белёсую щетину построжавшей земли».
Тончайше и глубинно в рассказе «Озёрное чудо» открывает писатель свой дар «пронзительно переживать времена года». Особенно осень, когда душа «сквозна и проглядна и готова кажется повеяться к небу», и долгая зима, когда «озеро родниково» выстаивается, так же как и души зимующих со всеми своими бедами и потерями… И недолюбленные детские души, и взор ребёнка сквозь лёд, в бесконечную неземную глубь, где он завороженно пытается найти нездешний покой, чарующую печаль, силится избыть ею горечь недетского своего бытия, уйти от родимого дома, хмельного и безрадостного... И «жгучие дымные холода», и ожидание весны, и озеро как центр непреходящего чуда, пульсации непостижимого, как подтверждение Божьего существования и надежды на спасение.
На то оно и слово. На то и душа читательская, чтобы каждый раз по-своему – пусть и в свободе неведения открыть-представить себе суровую и далёкую эту жизнь, сделать её на несколько сотен страниц ближе. Вижу – тысячу читателей, и тысячу таких представлений, и тысячу Озёр... Будет у каждого своё озеро, и свой отвоеванный у суеты покой, в котором выстоится душа в размышлении о сокровенном. И читатель, проколев и угревшись, пережив Озерное чудо, найдёт и в себе древнюю тягу к строгости и сам построжает за эту ночь преображения… И почувствует подлёдной глубью души, что лишь в православной строгости и труде устоит русский дух, в сохранной собранности и отторжении наносного, привнесенного, преходящего… Так веками выстаивается в спасительной стуже и русское слово – то кристально прозрачное, то густое от смыслов, что медленно ходят подводными травами, глубинными нитями древней памяти. Под озёрным стеклом… Рядом… Почти под ногами…
Стихия
Стихия
Владимир Винников
поэзия Культура Общество
Из цикла «Посвящения»
В.П.
Не потому, что был — мой друг,
не потому, что стал — мой враг:
я просто помню этот круг,
а в этом круге — каждый шаг…
Всё — вкривь и вкось,
и смыслу вопреки…
Да что стряслось?
Ведь ты писал — стихи!
Ведь ты — поэт!
Ты был поэтом, брат,
и слова свет
ты преломлял стократ.
Жизнь удалась,
тебе во всём везло —
ты превратил алмаз
в гранёное стекло…
Штампы
Золотая — осень…
Осень — золотая…
Время — облетает
листьями и днями…
Годы — не лета ведь.
Больше не родня мы,
время!
Время.
Время…
Этой жизни бремя,
этой смерти стремя —
навсегда со всеми,
навсегда для всех.
А любовь и счастье —
иногда случатся,
выпадут-истают,
словно первый снег.
Дороги памяти