1.
Я по дорогам памяти иду —
иду к векам, которым нет возврата,
где пахари жевали лебеду,
где на отца шёл сын, и брат на брата
приподнимал дымящуюся сталь…
Я вижу всё, что совершалось встарь.
Столетий необъятная печаль
уже плывёт над нашими полями,
и в каждый дом стучится невзначай,
и каждый дом охватывает пламя…
Сквозь пепел прорастает иван-чай,
и по забвенью пролагает память
свои дороги.
Пыль там горяча,
и это — всё, что происходит с нами.
2.
"И се, конь блед, и седящ на нём, имя ему Смерть…"
Откр. VI-8
Жизнь, как известно, богаче
наших представлений о ней.
И пусть побеждённый плачет:
на войне — как на войне!
Даже если — гражданская,
если — на брата брат…
Что там: Донецк с Луганском,
или Киев со Львовом брать?
А по-другому — не будет,
третьего — не дано.
Плоть называют люди
хлебом, и кровь — вином.
И разрывают на части,
и проливают рекой…
Алчут богатства и власти,
но обретают — покой.
Видишь, с Майдана скачет
Всадник, и конь его блед.
Жизнь, как известно, богаче…
А насколько богаче — смерть?
3.
"Дева-Обида восплеще крылами…"
Парафраз
из "Слова о полку Игореве"
Многое стало понятнее,
просто, как дважды два:
есть и на Солнце пятна —
что там Россия? Москва?
Только другую Родину
нам отыскать не дано:
или — всё "предано-продано",
или — Бородино!
На Куликовом поле,
у сталинградских стен
силе чужой и воле
мы не сдавались в плен.
Крылья Обиды-Девы
нам не затмят глаза:
наша любовь — Победа,
Царствуй на небесах!
На войне как на войне
На войне как на войне
Владимир Бондаренко
литература Израиль Культура
честная проза Влада Ривлина
Прочитал сразу три книги современного израильского писателя Влада Ривлина: "Палестинские рассказы", "Неудобный русский" и "Здесь слишком жарко".
Прекрасная проза, прежде всего его военные рассказы и повести. Сразу видно, что это не художественные фантазии, не зарисовки журналиста, побывавшего на войне, а проза, пропитанная потом и кровью реального участника событий. Я бы не постеснялся сравнить её с такими книгами, как "Три товарища" Эриха Марии Ремарка или "Прощай, оружие" Эрнеста Хемингуэя. Такое же фронтовое братство и такое же неприятие самой войны, отторжение от неё. Да и предисловие к одной из книг написал такой же фронтовик-десантник, наш общий друг Изя Шамир: "Это жёсткая проза, следующая в кильватере "Жёлтого времени" Давида Гроссмана и других документальных израильских рассказов об оккупации. Она будет интересна русскому читателю, который мало сталкивался с израильской разоблачительной прозой и зачастую черпает свои представления об израильском прошлом и настоящем из израильского же официоза".
Влад Ривлин своим боевым прошлым заслужил право написать самую горькую правду об этой войне. Как считает сам писатель: "При написании повестей и новелл, вошедших в эту книгу, мною двигало прежде всего стремление разрушить негативные стереотипы и сблизить два враждующих братских народа. Для меня важно было показать, что израильтяне — это не только оккупанты, а палестинцы — не только террористы. И те, и другие — прежде всего люди…"
Думаю, и нашим русским читателям станет близок Омри Шварцман, почти автобиографический герой повести "Дневник капитана Шварцмана", участник самых жестоких боев, постепенно понимающий и бессмысленность, и ненужность арабо-израильской войны, спасающий мирных арабов от жестокого с ними обращения.