"По образованию я историк, — пишет Влад Ривлин, — закончил университет ещё до распада СССР. В 1991 году эмигрировал в Израиль. Здесь в моём сознании произошла радикальная переоценка ценностей. Конечно же, не в течение одного дня и даже не одного года. То, что воспринималось мною как истина в последней инстанции — все сионистские догмы и либеральные клише — оказались жалкой пропагандой, которая, как яд, разрушала наше сознание и семью. Приход к Православию и духовное возвращение к России спасли меня и дали стимул к творчеству. А в остальном я — это то, что я пишу".
А пишет он замечательно, никакой риторики и дидактики, живые человеческие образы.
Благодаря его прозе я прочувствовал, каково быть русским в Израиле. Даже русским евреем. "Весь этот сброд считал себя вправе третировать нас только за то, что мы "русские". Ни в одном самом кошмарном сне я не мог себе представить, что недалёкие и малограмотные раввины подвергнут нашу семью столь унизительным проверкам на еврейство! Мы и представить себе не могли, что подобное варварство могло существовать где-то ещё, кроме Третьего Рейха! Ненависть и зависть местного сброда друг к другу и к окружающим, их чувство ничем не обоснованного превосходства и ненасытная жажда к стяжательству на фоне хамства и убогой колониальной архитектуры превратили нашу жизнь в ад, но вместе с тем произвели переворот в нашем сознании."
Он много и тяжело работал бок о бок с местными арабами, получая такие же гроши. Общность судьбы и дала возможность понять суть противостояния. В конце концов, вместе с еврейскими спекулянтами их нещадно экспуатировали и арабские магнаты. Война лишь обогащает местные элиты и отвлекает внимание граждан от реальных проблем. Не даёт объединиться всем вместе — и арабам, и евреям.
В своих рассказах и повестях Влад Ривлин и пишет об общей несправедливости, о выживании в этой немилосердной жизни. В один ряд становятся живые образы и израильского солдата, и бедняка-араба, и ненужного никому русского эмигранта. Он и на самом деле в Израиле стал сегодня, пожалуй, самым "неудобным русским".
Интересные сюжеты, сильные характеры, чёткая идея. Герой остаётся один на один с экстремальными ситуациями, со смертью, и никто не скажет, кто в этой схватке победит. После чеченских войн у нас тоже появилась подобная проза — и Александра Проханова "Чеченский блюз", и Захара Прилепина "Патологии"… Жаль, не появилось подобных писателей на нынешней Украине, боятся посмотреть правде в глаза.
На мой взгляд, Влад Ривлин — один из лучших русскоязычных писателей нашего времени.
Будем надеяться, что из военного писателя он перейдёт вместе с мирной жизнью в другой разряд литераторов. Пора обратить на него внимание и нашим ведущим издательствам, хотя, думаю, либералам засевшим в наших СМИ, его проза будет не угодна, чересчур скандальна, не та трактовка войны. Впрочем, либералы могли бы и сами отправиться в Израиль и повоевать в израильской армии, может, и на них нашло бы прозрение? Пришло бы понимание того, как жить десятилетиями в обстановке непрекращающейся войны и не падать духом.
Закончу свои заметки о яркой и самобытной прозе Влада Ривлина вновь отрывком из его собственных размышлений о прожитых годах: "С первых дней своего пребывания в Израиле я был поражён силой ненависти к нам, царившей в израильском обществе. Навсегда мне запомнилось, с каким презрением и злорадством произносились здесь слова "Русия" и "русим".
А ведь сколько было говорено об антисемитизме до отъезда! "Здесь нас будут ненавидеть всегда, а вот в Израиле…" В Союзе мне приходилось сталкиваться с проявлениями антисемитизма, но так, как в Израиле, меня ещё нигде не ненавидели! Помню, как в раввинате молодой раввин в течение часа с пристрастием иезуита допрашивал меня, пытаясь выявить обман в моих ответах и добыть доказательства моего нееврейства: "Кто может подтвердить твоё еврейство? Как звали твою бабушку со стороны матери? Что написано на могиле твоей прабабушки?"…
Лично мне помогли выжить образование и опыт работы, полученные в СССР, где меня учили не только специальности. В первую очередь меня учили самостоятельно мыслить, развивали во мне критическое чутьё, готовили из меня учёного, а не ремесленника…
Мне очень повезло в том, что я учился в СССР. Таких учителей, как в Союзе, которые вкладывали в свой труд не только собственное время и опыт, но и душу, я, увы, в Израиле не встречал. Новая действительность стала для меня толчком к переосмыслению моих взглядов на жизнь. Особую роль в этом сыграла работа с палестинскими арабами…