Помнящие родство
Помнящие родство
Владимир Бондаренко
25 мая 2017 0
«Династия» Ивановых в русской прозе XX-XXI веков
Как известно, Россия держится на Иванах. А современная русская литература — на Ивановых. Не будем в этой статье затрагивать поэтов Ивановых, которых тоже немало, от Вячеслава до Георгия, пародистов Ивановых (тем более неясна их настоящая фамилия) — расскажем о прозаиках Ивановых, прославивших русскую литературу ХХ и начала ХХI веков. Интересно, что все эти писатели (мне кажется, я никого не упустил) разноплановы и многожанровы, но основные их произведения вошли в "золотой фонд" отечественной прозы. Думаю, кто-то из книгоиздателей может даже реализовать проект многотомной серии "Династия Ивановых. Проза" — внакладе не останется.
Начну, пожалуй, с Всеволода Никаноровича Иванова, с которым в конце его жизни мне довелось повстречаться.
Родился он в Гродненской губернии 7 сентября 1888 года, скончался в возрасте 83 лет в Хабаровске. Закончил исторический факультет Санкт-Петербургского университета, собирался серьёзно заняться историей, но началась Первая мировая война, и молодой историк был призван в армию. Доблестно воевал, и в августе 1916 года был награждён орденом Святой Анны, вернулся с фронта подпоручиком в сентябре 1917 года. Сначала преподавал в Перми, в филиале Петербургского университета, затем переехал в Омск, работал в пресс-службе адмирала Колчака. Так с колчаковской армией наступал и отступал до конца Гражданской войны, а в 1922 году эмигрировал в Китай.
Интересно, что в освобождённом красноармейцами Омске по ошибке был чуть не расстрелян вместо "колчаковского" Иванова другой Всеволод Иванов, впоследствии — автор знаменитых на весь Советский Союз повестей "Бронепоезд 14-69" и "Партизаны". Тоже писатель, тёзка и однофамилец, примерно того же возраста. Их просто перепутали. Уже "красного" Всеволода Иванова вели на расстрел, но его заметил знакомый командир и спас ситуацию.
С марта 1920 по май 1921 года Всеволод Никанорович сотрудничал в газетах города Харбина в Китае. С мая 1921 года издавал и редактировал "Вечернюю газету" во Владивостоке, где был близок к деятелям Приамурского правительства. В октябре 1922 года, накануне взятия Владивостока красными войсками, Иванов покидает его и на многие годы оставляет Россию, направляясь в Корею, а затем в Китай.
В Харбине он редактирует русскую газету и чуть ли не каждый год издаёт по книге прозы. Резко меняются его политические взгляды, он начинает сотрудничать с советской прессой. По мнению многих, кроме журналистики и литературы Всеволод Иванов занимался военной разведкой в пользу СССР. Позже его знакомый, писатель Г.Г. Пермяков, писал: "Всеволод Никанорович Иванов был советский разведчик в Китае, по военной линии и по линии демиургов антисоветской пропаганды. Тяньзинь, Харбин, Шанхай, Пекин, Нанкин. Его личное дело… лежит в КГБ СССР, обратитесь туда, и у вас будет прекрасная тема для написания о нём повести. Он мой крёстный; мы дружили, он учился у меня китайскому, 1952-54 годы. Я знаком с ним с 1925, когда уже соображал, что к чему…"
Всеволод Никанорович в Китае встречался с Николаем Рерихом, написал о нём самую серьёзную по тем временам монографию — "Рерих. Художник, мыслитель", изданную в Риге дважды: в 1937 и в 1939 годах. В предисловии к книге о Рерихе Иванов писал: "Родина и Красота — вот о чём думалось тогда, в те ночи. И ведь всегда Родина наша, Россия, родится в наших сознаниях и в бурях и в Красоте. Бури — форма, Красота — содержание, без которых не понять целого, как не понять формы слюдяного древнего фонаря, если не вставить внутрь свечи. Художники, музыканты, поэты и писатели тоже светят ясным, незакатным светом, озаряя тысячелетнюю нашу историю…"
В Советский Союз Всеволод Никанорович вернулся в феврале 1945 года, осел в Хабаровске, подальше от Москвы. Здесь с ним и познакомился молодой Юлиан Семёнов, создавая образ своего Константинова—Исаева—Штирлица. На юбилей Иванова он прислал телеграмму: "Дорогой Всеволод Никанорович! От всего сердца поздравляю вас с 75-летием! Желаю вам счастья и творчества. Всего самого хорошего. Искренне вас почитающий и любящий Юлиан Семенов".
Но Штирлиц и в Советском Союзе не ушёл на покой, а продолжал писать удивительную историческую прозу. Литератор Юрий Квятковский вспоминает о последнем периоде его жизни: "В конце своей жизни, когда я видел его за столом в архиве МВД, он выглядел не больным, а скорее утомлённым от жизни. Внешне и внутренне это был могучий человек, в своей русской основе, как Илья Муромец…"