Фрицы не понимали, почему ленинградцы никак не сдаются и не душат своих гадов-комиссаров. Пытались выяснить — и снова не врубались. Созданы же все условия, чтобы город сдался или (ещё лучше) — погиб, оставив дворцы и картины для "понимающих" оккупантов. Питер — каменные джунгли. Имперская столица. Нацисты мыслили рационально: выжить там невозможно. А если попробовать? Спрашивается — как? Но советские люди — это сверхлюди, в отличие от нацистов. Ирония судьбы и насмешка небес. Новый фильм об этом. В кадре — молодой офицер НКВД Андреев (Кирилл Пленёв) и красивая женщина-врач Марицкая (Елена Лотова). Он — герой, она — сомнительна. Здесь выявлены подзабытые детали войны — к примеру, недоверие по отношению к лицам германского происхождения, когда обрусевших ещё в XVIII веке немцев сочли потенциальными предателями. Впрочем, это не исключительно "большевистская" подлость — во время Первой мировой бытовали немецкие погромы. У дамы-врача — немецкие корни, что уже настораживает. Уж не шпионка ли?
Альфред Розенберг и Вальтер Дарре уверяли: так называемые "фольксдойче" (то есть этнические немцы, живущие вне Рейха) с воодушевлением примут расовый миропорядок и пойдут навстречу оккупационному режиму. Однако они ошиблись. Теоретики прусско-арийской мысли забыли главное в немецком характере: германец служит не "крови", а — королю, царю… вождю, которому присягнул. Поэтому ошибка была допущена с обеих сторон: Гитлер зря рассчитывал, Сталин — зря сослал. В "Трёх днях до весны" это явно — докторша не воспринимает себя как часть "нордического племени". Она — советская и никак иначе. Разумеется, не обошлось без любимого персонажа ретро-кино — "плохого чекиста". Он противостоит "хорошему чекисту" Андрееву. Явлены интриги внутри самого ведомства — исполнительный прямолинейный дурак (тем он только и дурён!) оказывается в финале наказан, причём довольно жестоко и остроумно. Снова — ирония судьбы.
Фоном идёт жизнь: орудуют преступные группировки, с которыми борется милиция, смерть как факт, попытки жить и — выживать. Тонкая грань — можно выкарабкаться, но перестать быть человеком. В Ленинграде это случалось: потребление пищи — основной инстинкт. Срыв покровов. Там поймёшь, кто такой. Милейшие люди зверели и становились людоедами. Добрые соседи — воровали карточки. За глоток бульона можно было получить не только старинную брошь (чудовищный бартер), но и пулю в висок. Другие, напротив, становились выше и человечнее — поддерживали, ухаживали, выручали. А ещё — спасали картины и ценности от мародёров, ибо в состоянии первобытного голода портреты в стиле рококо и прочие гамбсовские кресла становятся чем-то вроде подпольной валюты. Действительный блокадный Питер сложнее и страшнее, чем любой киносюжет и любая хроника. Нам этого уже не понять. Мы настолько привыкли к информации о войне, что перестали ужасаться. Да, мы в курсе, что трупы лежали прямо на Невском. Да, мы помним, что осатаневшие человеки отлавливали малышей "потолще", чтобы спасти своих ребятишек. Да, мы с детства читаем, как умирала семья Савичевых. Но мы никогда не сможем этого ощутить. К счастью. Для меня самые страшные фотографии — предвоенные сцены из ленинградской повседневности. Солнечные улицы, автомобили, кафе, театры и — смеющиеся люди. Большинство из них умрут страшной смертью, но они этого не знают. Зато знаем мы. В фильме показаны будни Блокады: выживание и смерть рядом. Приметы мирного быта: посудный сервиз, игрушки, скрипка. Они представляются ирреальными. Но именно тогда они были реальны, как, быть может, никогда. Ради этого стоило выстоять, но — оставаясь человеком.
Имперский Питер не сдался железным пруссакам. Захватчиков поражала эта немыслимая черта советского общества — на грани гибели создавать произведения искусства. Вот на экране Ольга Берггольц (кстати, тоже с немецкими предками!). Чтение стихов на радио. Патетика. Мелодия. Измождённые музыканты едва держат инструменты. И тем не менее победа — за нами. Гитлеровский офицер ловит ленинградскую волну, изрекает: "Хорошая у русских музыка… Была… Это уже история". Наци обожали музицировать, знали в этом толк, полагая лишь себя наследниками вселенской гармонии. Нацией галантного Моцарта и возвышенного Вагнера. Сверхчеловеками в духе Ницше и по образцу Фридриха Великого. Флейты и барабаны. Кружева и философия. Но на деле фашисты не дотягивали даже до звания хомо-сапиенс. Какой уж там Übermensch! В кадре — типовые лощёные офицеры. Не вурдалаки, но и не потомки Зигфрида — никаких дурацких перекосов в сторону демонизации или же эстетизации. И то, и другое — вреднейшая ересь.