Вопреки всему, зал на тысячу мест был полон, и все, кто в этом зале были, помнят успех спектакля. Так что попытки списать закрытие на художественный результат - более чем сомнительны. Но на следующий день прошел новый худсовет, на котором вчерашние восхвалители превратились в таких хулителей, которых свет не видывал. И никто не скрывал, почему произошла такая метаморфоза. Доронина металась и неестественно пыталась сыграть что-то сразу на две темы: леди Макбет (сгинь, сгинь, красное пятно!) и Мерчуткина (я женщина слабая, беззащитная!) Спектакль был закрыт. Именно закрыт, и немедленно. Половина театральной Москвы это помнит. Сдирались афиши с тумб, уничтожались билеты. Недоумевающий зритель названивал и требовал, чтобы ему показали запретный плод.
Словом, спектакля жалко, но акция удалась. Я, кстати, думаю, что нормального кассового успеха спектакль не имел бы. Зритель “досок” немногочислен. Его хватает на то, чтобы делать долгие аншлаги в небольших залах. И к Дорониной на тысячу мест он не пойдет - ему мистерию подавай, камерность, метафизическое соучастие в действе. Зритель Дорониной никогда бы ничего подобного “Пастырю” не воспринял. Так что никаких особых переживаний по поводу закрытия я не испытывал. Жалко было молодых актеров, которых потом на худсовете заставляли каяться и признаваться, что они с самого начала “видели во мне враждебный элемент”. Кроме того, Доронина для мотивировки закрытия пустила через Вульфа версию, что спектакль не удался. Хотя Вульф сам признавался, что спектакля не видел.
Что касается мистериального опыта, то после “Пастыря” я начал кое-что понимать в Сталине как фигуре не до конца светской. У моей семьи большой счет к Сталину, и я вовсе не хотел романтизации этого политика и человека. Но понять многое удалось. Для этого и спектакль ставишь - понять то, что иначе понять нельзя. И рассказать другим. Тем, кто хочет и может понять. Не знаю, можно ли таких именовать “зритель”.
А.Ф. Пьеса Булгакова посвящена проблеме “молодого Сталина”. Что, по-вашему, является ключевым моментом в генезисе Сталина?
С.К. Вообще или для Булгакова? Вообще - об этом можно написать книгу. А у Булгакова для меня теперь, после постановки, все ясно. Для него ключевой момент в генезисе Сталина - это уход Сталина из духовной семинарии. Это уход сознательный, метафизический, что понятно и из простого прочтения. Неясно другое. Уходил ли Сталин из мертвых форм ради того, чтобы сохранить содержание, искал ли он другого содержания, или просто бунтовал, отрицая и опровергая содержание вообще и ставя на его место “содержание со знаком минус”. То есть Антихриста. Для революционеров, кстати, это привычный ход. Ответить на этот вопрос можно было, лишь получив духовный опыт в ходе самой постановки. Теперь я могу с уверенностью сказать, что созданный Булгаковым Сталин не укладывается в понятие “революционного минуса”. Он колеблется между поиском нового содержания и попыткой уйти из формы, чтобы содержание сохранить и развить. В нем все время борются красный пастырь и православный монах, даже теолог.
А.Ф. Следующий вопрос касается феноменологии личности в истории. Сергей Ервандович, как вы считаете, является ли Сталин случайным и “счастливым” интегралом сил, творящих Историю, или, быть может, он как личность является “той силой”, что творит Историю?
С.К. Феноменологию как отдельную науку выдумал Гуссерль, когда запутался в диалектике. Говоря “запутался”, я вовсе не хочу похлопывать по плечу великих философов. Просто Гуссерль понял всю глубину загадок и противоречий, связанных с пониманием Гегелем “духа истории”. И начал “отгребать” от Гегеля, заряженного этим, открывшимся ему, чудовищным пониманием: то в сторону религии, то в сторону рафинированной суперпсихологии. Отсюда феноменологические редукции. Мне этот редукционизм чужд изначально. А на спектакле я еще раз убедился, как неправильно противопоставлять две возможности понимания истории. Это противопоставление адресует к гегелевским раздумьям по поводу Субъекта и Субстанции. Кстати, Ленин, организуя “Общество любителей гегелевской философии” и заново конспектируя “Науку логики”, думал о том же. Ваш “случайный и счастливый” интеграл сил - это и есть субстанция, а личность как сила, творящая историю, - это субъект. Что в основе? Здесь не только философский, но и политический вопрос. Недаром его пытались решить все неогегельянцы: от Бауэра до Кожева.