Этот бой был честным: человек против человека, рукопашная: или я, или он. Но был и другой бой — страшный, бессмысленный, явивший подлинный ужас войны.
В марте 1943-го пошел с десантом под Новороссийск. Высаживались глухой, дождливой ночью из штормового моря. Нас обнаружили. Слепой артобстрел по площади. Вода кипит. Берег в огне. Для нас боя и не было: десант обстреливался невидимым противником. Слепая нечеловеческая машина смерти смешивала нас с водой и землей. Вдруг взрыв рядом. Удар! Мысль: как глупо кончается жизнь. И чувство беспомощности, унижения, моральной раздавленности. Тогда я пережил мгновение войны, в которой уже не возможны ни победители, ни побежденные. Эта то, что грозит сегодня миллиардам людей — всесветная машинная ядерная война.”
Чтобы избежать катастрофы, людям нужно понять, что время властителя ушло вспять. Его организаторский накопительский пыл больше не нужен: благодаря НТР человечество овладело столь высокой производительностью труда, достигло таких научных высот, что впредь может спокойно существовать без разрушений и насилия. Впереди — эра гармонителей, творческого и радостного труда.
При этом речь идет не о пресловутом “золотом миллиарде” человек из развитых стран, выживающих за счет нищеты остального мира. Нет, в реальности на Земле хватит места на всех, надо лишь перекрыть разрушительную энергию властителей и их теней и дать простор гению творцов.
Конечно, властители добровольно не бросят узду, которую они накинули на мир. Поэтому основной целью на нынешнем этапе истории является революция гармонителей. Революция не как драка, свержение, смерть, а как качественный скачок внутри каждого человека, переход на более высокое состояние, выход человечества из третьего трагического кризиса. “Революция гармонителей — тихая, добрая, ненасильственная, лучезарная, наполняющая радостью и счастьем.”
Для того, чтобы революция произошла, необходимо скорейшее объединение разобщенных до сих пор гармонителей. Таким образом, главным лозунгом сегодняшнего дня становятся слова: “ВЫДВИГАЙТЕ ГАРМОНИТЕЛЕЙ!”. Ищите их, подхватывайте их, взращивайте их в самих себе — пока не стало поздно.
У Малышева был любимый ученик — Иван Федорович Зубков. Один-единственный. Он учился в малышевской аспирантуре, защитил кандидатскую, стал доктором философских наук. Он сам понял всю малышевскую философию, понял все до конца. И открыл еще одну Диалектическую Самодвижущуюся Материальную Систему — геологическую. Вы бы знали, какую теорию создал Иван Зубков! Он сталкивал массы океана с громадой суши, в жерле извергающегося подводного вулкана находил он рождение первых форм жизни…
Умер Иван Федорович, вот уже четыре года прошло. Ему пятьдесят два всего было. Зубков страдал болезнью крови, и, уехав на ученую практику в белую от солнца Аравию, он не вернулся живым. С какой нежностью рассказывает Борис Тихонович о своем любимом ученике! “Солнце спалило моего Зубкова…” Вспоминает, как во время приема экзамена Зубков, уже умудренный ученый, забыв обо всем на свете, засел у окна с малышевской книгой, и так поразило его одно место в работе, что прямо во время ответов он воскликнул на всю аудиторию: “Гениально!!!”
А есть ли еще ученики у Малышева? “Да есть, — говорит, — несколько философов, которые меня своим учителем называют. Но они меня и не читают даже. Вышла у меня статья в “Вестнике МГУ”, звоню одному: “Читал?” Он отвечает: “Да не успел еще”. Звоню второму — “Времени нет, Борис Тихонович”. Нет, мой Зубков один такой был…”
Настоящий ученик, истинный человек, гармонитель. Ныне неживой.
История человечества пронизана обещаниями рая. Превозмогая тотальный гнет властителей, на свет рождались учения о долгожданном избавлении и счастливой жизни. Безумные утописты возглашали в коридорах темниц правдивые заветы Общества Без Зла, легковерные пророки угадывали в отсветах заката на далеких облаках облик Города, “ворота которого не будут запираться днем, а ночи там не будет”. Но иссякали голоса тайноведов, наступала тьма, скреплявшая холодом камень тюрем с периной облаков, и рушились идеалы.
Но ни религии, ни утопии не могли принести избавления человечеству, ибо никогда не поднимались они до той высоты мудрости и величия, с которой ВСЕ люди выглядят равными, одинаково достойными спасения. До сего дня не существовало учения, которое покрывало бы своей благодатью каждого на земле. Во всякой церкви найдутся непрощаемые грешники, у любой утопии есть хотя бы один враг, которого предписано уничтожить. Кто спасет последнего человека последнего времени?
…Я слушал, а старик говорил — закрыв глаза, сведя брови, в такт слов качая утвердительно головой. Я слушал его речь к окружающему нас миру — о том, что абсолютно плохих людей нет, что в любом из нас жив гармонитель, о безграничной, всепобеждающей любви, которая только и способна победить властительство. Малышев вещал о будущем, в котором не будет насилия и анархии, отомрут государство и армия, исчезнет за ненадобностью религия, сгинут невежество и страх. Мир станет прозрачным — гармония раскрепостит людей, и благодать прольется на наши головы. Передо мною вставала картина земного рая, рая безусловного, рая, ждущего нас всех, в котором хватит места для каждого человека — для вас и для меня тоже, — который настанет неизбежно — или мир погибнет навеки…
ВДРУГ ВСЕ ИСЧЕЗЛО: видение, голос, тепло дома и простор улиц. Появилась долгая дорога, уводящая за горизонт, и одинокий спутник на ней, седовласый, уставший. Черты его лица были мне теперь знакомы. Философ что-то доказывал самому себе, не соглашался, возражал и все дальше уходил по своему пути.
Небо попыталось обделить его счастьем, перепутав порядок вещей: когда он постиг истину, время как бы обратилось вспять. Свое учение он принес в чуть-чуть не готовый к нему мир, но он думал: вот-вот, скоро, сейчас его поймут. А вышло так, что мир с тех пор еще более откатился назад — в век суеверных свечей и голодных войн. Будто поменялись физические свойства пространства: философ стал невидим — он кричит, ему не отвечают, — и поэтому он вечно один, идет себе по дороге, без учеников, регалий и почета.
Но ни одиночество, ни время, ни даже небо не властны над человеком, который измерил и познал мир в своем уме. Мысли и чувства философа вплелись в стан вселенной и выведали ее суть. Малышев всесилен! Стоит ему повелеть, и мир покорится ему, скрежеща падет к его ногам. Но это будет по-властительски — не по добру. Поэтому он бредет молча по своей дороге к вечному будущему, скрытому в пыльных дождях и неясных пророчествах, а на поясе его старого плаща болтаются ключи от врат бытия.
Николай Старшинов (6.12.1924 — 6.2.1998 ) “О ТОМ, ЧТО БЫЛО…”
* * *
Ракет зеленые огни
По бледным лицам полоснули.
Пониже голову пригни
И, как шальной, не лезь под пули.
Приказ: “Вперед!”
Команда: “Встать!”
Опять товарища бужу я.
А кто-то звал родную мать,
А кто-то вспоминал — чужую.
Когда, нарушив забытье,
Орудия заголосили,
Никто не крикнул: “За Россию!..”
А шли и гибли
За нее.
1944
* * *
Солдаты мы.
И это наша слава,
Погибших и вернувшихся назад.
Мы сами рассказать
должны по праву
О нашем поколении солдат.
О том, что было, -
откровенно, честно…
А вот один литературный туз
Твердит, что совершенно неуместно
В стихах моих
проскальзывает грусть.
Он это говорит и пальцем тычет,
И, хлопая, как друга, по плечу,
Меня он обвиняет в безразличье
К делам моей страны…
А я молчу.
Нотации и чтение морали
Я сам люблю.
Мели себе, мели…