Радостно душе моей.
ПО ЦАРСКОЙ ТРОПЕ
По Царской тропе мы идем.
Я царь, ты царица.
Под нами, сверкая огнем,
Черное море искрится!
Воздушно и солнечно тут,
Внизу реют птицы.
Навстречу нам тоже идут
Цари да царицы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Немало печалей в судьбе
И горя в Отчизне.
И все же, по царской тропе
Проходим -
По Жизни!
* * *
На что вы дни!..
Е. Баратынский
На что вы дни? На то, чтоб оторваться
И отойти от всех своих грехов.
На то, чтоб измениться попытаться, -
Хоть, кажется, не хватит и веков…
На то, чтоб измениться попытаться
И лучше стать, хотя б на склоне лет.
На что вы дни? На то, чтобы собраться
В далекий путь — и там держать ответ.
ПАМЯТИ Г. В. СВИРИДОВА
Смерть — это корень прекрасного слова
Б е с с м е р т и е.
Слушаю музыку, слушаю музыку я
И понимаю, что перед гробом
Больше сказать, чем она, невозможно.
В ней уже все говорится — о жизни, о счастье,
О смерти…
И о бессмертии ангелы ясно поют.
* * *
Огонь лампадки — тихий, милосердный,
Спасительной надежды огонек.
В молитвах и постах я не усердный,
Усердный лишь в записыванье строк.
Как говорится, нас не приучали
К религии, и не втянулись мы…
Не слово было все-таки в начале,
Как повторяют гордые умы.
В начале был, конечно, Бог и будет
Всегда в начале, ну а мы, а мы
Всегда пребудем грешные мы люди,
На огонек глядящие из тьмы.
* * *
Есть реки, которые вдруг пропадают из виду,
Уходят под землю и долго текут под землей.
Россия — такая река, и теперь ее ищут.
А где она выйдет, об этом не знает никто.
Плывут пароходы и яхты плывут с катерами,
Рыбацкие лодки плывут по реке да баржи -
И все пропадает под землю,
плывет под горами…
Плывут города и деревни, и солнце во ржи…
* * *
Помолчи, не говори, довольно.
Душу мне не надо бередить.
О России даже думать больно,
А не то что говорить.
За окном ликует день весенний,
Лучше о весне поговорим.
Неоткуда ждать пока спасенья.
Что без боя завтра отдадим?
* * *
На тонком стебле молнии
Качнулись небеса —
И вдруг загрохотала,
Заискрилась гроза.
Как будто в шторм попали мы.
Москва плывет. Куда?
Балкон залит, как палуба, —
Сверканье, треск, вода…
Куда ж нам плыть?..
Понятно ведь,
Что надо к Богу плыть.
А нас несет на скалы.
И не остановить?
КОНЕЦ АПРЕЛЯ
Растворяется лед в бочажине
Под весенним горячим огнем.
И березы стоят в крепдешине,
Изумрудно-прозрачном таком…
Начинаются чудных полгода -
Без морозов и грузных снегов.
И легка, и воздушна природа!
И — лебяжий полет облаков!
Леонид Бородин КОГДА ПРИДЕТ ДЕРЗКИЙ
ИЗВЕСТНОМУ РУССКОМУ ПИСАТЕЛЮ, ГЛАВНОМУ РЕДАКТОРУ ЖУРНАЛА “МОСКВА” ЛЕОНИДУ БОРОДИНУ — 60 ЛЕТ. ПОЗДРАВЛЯЕМ!
Юбиляр среди друзей.
Николай ПЕНЬКОВ,
Владимир ЛИЧУТИН,
Леонид БОРОДИН,
Владимир БОНДАРЕНКО,
Александр ПРОХАНОВ
СЕГОДНЯ НЕСОМНЕННЫМ кажется факт, что “российский корабль” прекратил погружение в бездну, что весьма оптимистически оценивается правящими политиками и экономистами, хотя, скорее всего, погружение прекращено по причине достижения дна, впереди еще долгий, медленный и безболезненный процесс засасывания в ил, обрастание паразитами и тление…
Даже для самых непосвященных более нет секретов в умах и портфелях правителей: ОНИ НЕ МОГУТ И НЕ ЗНАЮТ, КАК…
На сей день не оправдалось расхожее мнение, что Россия — страна чудес, что в ней, дескать, все возможно, вопреки обстоятельствам и предпосылкам. Чудес не произошло, если не принимать во внимание факты молниеносного распада государства и столь же сверхскоростной переориентации российского сообщества от социалистической (хотя бы по букве) в демонстративно антисоциалистическую по существу. Если Советский Союз и был колоссом на глиняных ногах (а как иначе понять молниеносность его крушения), то глина его ног была убедительно закамуфлирована. Глиняные же ходунки новой “независимой” России — объект потехи и презрения для “всего прогрессивного человечества”. Только присутствие на территории России ядерного оружия удерживает Запад от вовсю беспощадного к нам отношения, то есть того отношения, какового заслуживает всякий заявлявший о себе, но заявлений не оправдывающий.
Капитуляция в Чечне и развал армии — не последняя, но весьма весомая оплеуха всем, обижающимся за державу. Последние не правы. Обижаться надо не за державу, а за отсутствие ее. Державы нет, есть некое пространство, над которым московские выдвиженцы пытаются установить хотя бы мало-мальский контроль.
Всем ясно уже, что единственное достижение власти — обуздание инфляции — отнюдь не шаг вперед, но отчаянное топтание на месте, елозание по дну пропасти, ибо необъятные окрестности бывшего государства стонут от отсутствия денег, а их нет и быть не может, возможно лишь перманентное латание дыр. Чтобы всем заплатить, надо запускать печатный станок — а это взрыв инфляции. Госбанк накопил кое-что, но брать из него нельзя, доллар взовьется под небеса, и — взрыв инфляции. Займы и капиталовложения Запада оговорены, отечественное производство роста в ближайшие времена не обещает — внутренний рынок переполнен импортом, не оставляющим нашим устаревшим технологиям никакого шанса.
Но, как всегда, кому-то плохо, а кому-то хорошо. Без излишней детализации попробуем прикинуть.
Плохо:
рабочим, инженерам и служащим бюджетных структур — платят мало и нерегулярно; рабочим, инженерам и служащим приватизированных производственных объединений и предприятий — задержка зарплат разоряет; работникам культуры — они в нищете; культуре — она в опале и развале; Дальнему Востоку и Крайнему Северу — брошены на произвол судьбы; бывшим и нынешним колхозникам, которым теперь не всегда даже есть где украсть, не то что заработать; творческим работникам, за исключением некоторых непотопляемых; военным… но об этом уже говорилось.
Хорошо:
справедливости ради следует сказать, что хорошо нынче тем немногим, кто обнаружил в себе положительные деловые качества и сумел хоть что-то сотворить на общую пользу, не обидев при этом и себя; но по-настоящему хорошо в наши времена, прежде всего, руководителям государства, министерств и ведомств, депутатам и чиновникам высших категорий, генералам и маршалам по причине принципиальной неответственности за содеянное и несодеянное, насладиться же и упаковаться успевают весьма; работникам средств массовой информации, этим не просто хорошо, им превосходно… (слыхивал об окладах ведущих телепрограмм, но умолчу, дабы не спровоцировать очередной штурм “Останкино”); специалистам по воздуху (появилась такая профессия — добывать из него, нечистого, якобы чистые деньги); хорошо проституткам и их сутенерам, гомосексуалистам и прочим сексменьшинствам; специалистам по тамтаму — их нынче время (сравните, как отмечался юбилей Лепешинской и приезд Джексона; после Чечни русский офицерский мундир можно напяливать и на дергунка Джексона, и на Мадонну, и на какую-нибудь звезду стриптиза — на всех хорошо смотрится русский офицерский мундир!); хорошо ворам в законе и вне закона, что сегодня одно и то же; цеху юмористов хорошо — вся Россия гогочет над ихними хохмами о самих себе…
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ назад, полные предчувствий краха системы, своим предчувствиям мы верили лишь наполовину, или уж во всяком случае полагали, что крах сей не близок, и у нас полно времени, чтобы самоопределиться и этим самоопределением задать тон национальной интеллигенции, сфор-мировать должное национально-государственное ядро по перехвату политической инициативы. Сегодня едва ли кто помнит, что именно тогда, в середине семидесятых, А. Солженицын высказывал предположение, что России в случае краха коммунистической идеологии необходимо будет пребывать некоторое время в авторитарном режиме — то есть было же опасение за судьбу ребенка в умывальном тазике…
Чувствующие несвободу, страдающие от нее, к свободе — как идеалу бытия — мы. тем не менее, относились крайне подозрительно и настороженно, за что и обвиняемы были нововзрастаемыми либералами и демократами в русопятстве, то есть в поклонении “традиционно русскому тоталитаризму, который со времен Ивана Грозного…” и так далее. В “равнодушии масс” к недостаткам и преступлениям режима мы усматривали не просто атрофию гражданского чувства, но в гораздо большей степени — таинственно огромный заряд “энтропии”, способный при определенных обстоятельствах пустить в распыл саму российскую государственность как таковую. Один из молодых “русопятов” конца шестидесятых писал тогда: