***
Издательство – это во многом личная история. Она была связана с тем, что в армии я с очевидностью осознал: у интеллектуала нет никакого привилегированного места в обществе, мир устроен не так, как считает классическая европейская метафизика. То есть мир не устроен по принципу дуализма протяжённой и мыслящей субстанций – есть только одна субстанция. Не осознавая это в таких терминах, я стал стихийным спинозистом ещё в армии. То есть я понял, что мыслить можно и с помощью, например, выпивания стакана водки без помощи рук. Это тоже способ мышления, пусть очень аффективного, эмоционального. С точки зрения Спинозы, это, конечно, то, что называется смутной идеей. Выпить стакан водки без помощи рук – смутная, непрояснённая идея, но это идея, и она занимает своё место в некоторой манифестации единой субстанции, которую Спиноза называет "Природа, или Бог". Она так себя манифестирует, какой-нибудь офицер показывает удаль таким способом. Понятно, что не только этим, но и этим тоже. И проблема-то заключается в том, что спинозизм радикально меняет всю иерархию ценностей. Если ты живёшь в мире холистском, в мире целостном, то, во-первых, в этом мире нет смерти, а есть расцвет и увядание, разные степени их или, как говорит Лейбниц, свёртывание и развёртывание. А во-вторых, в этом мире нет ничего, что было бы неважно. Важно всё – интонация, нюанс, каждая мелочь. То, что Лейбниц называет малыми перцепциями, а Спиноза – ясными идеями разума. Ценность малого начинаешь понимать, находясь не в мире, где господствует картезианский снобизм мыслящей субстанции, то есть не в академическом, интеллигентском сообществе, а там, где решаются какие-то практические задачи. Неважно какого уровня – армейская среда основана на решении практических целей: как добраться из точки А в точку Б, построить летний лагерь в лесу и т.п. Этот опыт меня очень сильно поменял.
И "Ad Marginem" – отчасти продукт этой уже изменённой системы ценностей. Если бы я продолжил академическую карьеру, то вызов, который в начале девяностых возник перед всеми, я не принял бы, не стал бы делать издательство. Наверное, занимался бы чем-то научным, писал бы статьи. В начале издательской деятельности была, например, такая тема, как разгрузка тиража. И нельзя было «нанять таджиков», даже слов таких никто не знал. Всё сам. Заказываешь грузовик, подъезжаешь под «кишку» в типографии, туда сбрасывают пачки, которые пытаешься как-то упорядоченно уложить. Затем едешь в арендованный тобою подвал где-нибудь на окраине Москвы. И там сначала выбрасываешь пачки из грузовика, а потом вносишь в подвал. Я, например, так разгружал тираж книги Валерия Подороги «Феноменология тела». И потом получил колоссальное удовольствие, когда книга стала продаваться. То есть всё сам делаешь и ещё деньги получаешь. И это уже не зарплата, ты словно в другой реальности находишься.
***
Последние годы издательская политика "Ad Marginem" определяется тем, что мы стали более профессионально относиться к своему труду. Мы пытаемся достичь результата более экономным способом. Например, отдаём себе отчёт, что бороться в условиях сжимающегося книжного рынка за оставшиеся полки в традиционном рубрикаторе (русская проза, переводная проза, философия, религия, кухня) подавляющего большинства книжных магазинов–к сожалению, бессмысленно. Потому что остался один концерн, ну, или два –и они заняли все полки, и найти своё место на этих полках практически невозможно. Поэтому мы довольно плавно подошли к идее, что нам нужно создавать свою полку, своё пространство в книжном мире, то есть то место, где можно не испытывать давления концернов.
Сегодняшний издатель думает не о том, как издать книгу, не о том, как её разрекламировать, и даже не о том, как её продать в традиционном смысле слова, но о том, в каком контексте, в какой пространственно выраженной констелляции эта книга будет находиться. Допустим, мы более или менее представляем себе старые профессорские библиотеки. Мы представляем образ позднесоветских библиотек, состоящих из книг, полученных по обмену макулатуры. Нам понятна библиотека, которая стоит за гуманитарием, приходящим в магазин "Фаланстер", человеком, который задавлен знанием, у которого всё тело начинает превращаться в мозг.
Есть ряд магазинов с книгами, относящимися к современному искусству в широком смысле слова, плюс места, которые делают акцент на авторском выборе книг любой тематики и содержания. И если туда добавить капельку стиля, как капельку йода в самом начале романа "Господин Гексоген": «Белосельцев чувствовал приближение осени по тончайшей желтизне, текущей в бледном воздухе московского утра, словно где-то уронили капельку йода, и она растворялась среди фасадов и крыш…».Так вот, если добавить капельку стиля, то всё меняется. И этот момент стилевого оформления жеста кажется нам невероятно важным, при этом у него, конечно, нет никакого очевидного критерия, по которому можно отличить стильное состояние от бесстильного. Здесь важна интуиция.