Первый вызов элитный вундеркинд сделал, когда со своих лауреатских, академических престижных высот осмелился заговорить честным русским голосом… И он был прав. Ведь эта ложь и лицемерие брежневского времени, это двуличие брежневской партийно-торговой элиты и привели в конце 80-х к краху и режима, и государства, и экономики, и науки.
Второй вызов, может быть, даже более могущественным международным силам, Игорь Шафаревич сделал, когда со своих всемирно признанных высот не просто ученого, но и инакомыслящего правозащитника, соратника Солженицына и Сахарова, генерала Григоренко и Максимова, позволил себе сначала написать, а потом и опубликовать в патриотическом журнале “Вече”, выходящем в Мюнхене под руководством национального русского журналиста Олега Красовского, свою знаменитую, ставшую ныне классической “Русофобию”. Это не просто горячая публицистика, не просто актуальная тема, это системный анализ тотальной борьбы с русским народом внутри России.
“Русофобия” Игоря Шафаревича породила позже сотни новых работ, развивающих эту тему. Ею восторгались Татьяна Глушкова и Станислав Куняев, Илья Глазунов и Геннадий Шиманов, Георгий Свиридов и Татьяна Доронина. Пусть иные позже охладили свои восторги и, подобно Глушковой, превратились в оппонентов Шафаревича, но и ее поздняя публицистика происходит из “Русофобии”. Как говаривали, все мы вышли из гоголевской “Шинели”. Так и патриотика последнего десятилетия опирается на классический труд Шафаревича. Вначале ее не сразу принял даже Олег Красовский. Ознакомившись, иные именитые друзья советовали вообще при жизни “Русофобию” не печатать. Обкарнали “Русофобию” и в первом варианте в “Нашем современнике”. Так жгла эта книга, так казалась невозможной к печати при любых условиях.
НАЧАЛСЯ НОВЫЙ этап жизни русского ученого, бесстрашного исследователя. С математической выверенностью Игорь Ростиславович описал процессы глобальной борьбы с русской православной цивилизацией во все исторические эпохи - как в царское, так и советское, а теперь уже и в антисоветское время.
Я прочитал “Русофобию” еще в наборе, когда гостил в Германии у Олега Красовского. До этого я уже читал и его “Социализм как явление мировой истории”, и сборник “Из-под глыб”, в котором главными были статьи Шафаревича и Солженицына. И вдруг я увидел совсем нового для себя национального мыслителя. Он смело перешагнул ту планку, у которой остановился его былой друг Солженицын. Он бросил вызов мировой закулисе.
Поток оскорблений в адрес всемирно известного математика захлестнул абсолютно все так называемые демократические издания не только в России, но и во всем так называемом демократической мире. Это был на самом деле всемирный резонанс. Думаю, нет у демократов того самого черного списка, в котором бы теперь на века рядом с Достоевским и Розановым не стояла фамилия Игоря Шафаревича.
С другой стороны, трудно оценить, насколько эта работа подняла русский дух у миллионов наших соотечественников, сколько молодых талантов почувствовало себя русскими, как легче стало другим русским писателям, публицистам, историкам танцевать от этой печки Шафаревича.
Я думаю, следы “Русофобии” есть и в только что изданной книге Солженицына “Россия в обвале”, и в “Распятой России” Глазунова, и в работах Дугина. Пусть ее сейчас уже и оспаривают сами патриоты, и развивают, и уточняют. Это тот явный пример, когда сначала от ужаса и откровения рот открывают, а трусливые залезают под кровать, затем все признают ее безусловную значимость, и наступает момент, когда всем кажется, что это и так все знают, и ничегошеньки нового в “Русофобии” нет.
Так, может быть, огромнейшая заслуга Игоря Ростиславовича Шафаревича и состоит в том, что о наличии русофобии в России пишут уже в “Московском комсомольце”, когда ее признают как очевидную и Солженицын, и Говорухин, и Лужков, и Зюганов… А когда враг определен, с ним легче бороться…