Пока еще Россия сохраняет влияние на берегах Днестра. Но если Кремль и дальше будет гоняться за призраком СНГ, не видя из-за шор целое дружественное государство, Россию вышвырнут из Причерноморского региона в самое ближайшее время.
Иван ЛЕНЦЕВ
Феликс Чуев ПАМЯТИ РОВЕСНИКА
В сорок первом родился майор Воронков,
и черта - девяносто второй.
В нашей жизни российской
твой жребий таков,
что и сам, и страна за чертой.
Он в тенистом Тирасполе
в центре зарыт,
из тамбовской деревни комбат,
и никто не убит, и никто не забыт,
и в предательстве не виноват.
Мы на велосипеде на раме сидим,
свесив ноги, летим на авось
вдоль заборов,
канав и кремлевских седин -
уцелеем, прорвемся, небось.
И чуть-чуть остается до пропасти той,
что сулит завершенье забот…
А в Тирасполе ветер славянский, тугой
тополиную вату скребет.
Нам чуть-чуть отводилось в любые века
до последнего выдоха, брат,
но чуть-чуть,
чтоб Кутузову вверить войска,
чтобы Сталин
провел тот парад.
Тирасполь, 26 мая 1998 г.
НА ДАЛЬНИХ РУССКИХ БЕРЕГАХ
Я ехал в Приднестровье - прочь от московских “кока-кольных” улиц и площадей имени “самсунга”, вдоль тысячи километров украинских путейных картофельных огородов, через четыре русскоговорящие таможни - чтобы найти ответ на вопрос: в чем загадка приднестровцев? Что в них такого, что позволило им, единственным из всех славян, не сдаться, объявить собственную Республику, отстоять ее шесть лет назад и выживать сейчас, в окружении неприятелей? Почему это сделали не патриоты в России, не русские в Эстонии или Казахстане, а именно приднестровцы, за сотни верст от Большой Земли?
На первый взгляд совершенно обычные люди. Немного по-южному неспешные, чуть-чуть провинциальные, в чем-то наивные. Но вдруг - бабулька, только что кряхтевшая по поводу пенсионных копеек, вмиг вскипает: “Да что вы там в России все трусливые такие! Да если б нам тут месяцами денег не выплачивали, мы бы тут разнесли все!”
Секунда, и взгляд продавщицы в обувном, до этого такой наивный, когда слушала новости из Москвы, неожиданно становится холодным: “В Молдову под румын только безумные хотят да националисты, - презрительная улыбка, - нас там за людей не считают, повырежут всех!”
Мгновение, и двое разбитного вида молодых парней, прохлаждавшихся в тенечке под кленом, преображаются: отточенным движением подносят руки к сердцам и в унисон приветствуют подошедших друзей: “Славянам - слава! Православию - слава! Приднестровью - слава!” Это ребята из Лиги славянской молодежи, самой массовой юношеской организации в Республике. Кстати, местные жители почти не называют свою страну “Приднестровьем”, а все больше - “Республикой”, и с таким уважением в голосе, что поневоле пишешь это слово с заглавной буквы.
Как говорили мальчишки послевоенных лет своим воевавшим отцам: “Вам повезло, вы немцев били!” - так и мы, наверное, можем сказать приднестровцам: “Вам повезло! Вы знаете врага в лицо”. У приднестровца есть четкий образ врага - это молдовский национал-фашист, тот, кто напал на мирные города, кто расстреливал безоружных, кто и сегодня держит в прицеле своей М-16 приднестровского ребенка. Враги - Молдова, Румыния, США. Их никто не звал - сами полезли и получили по хребту. Внешний враг - это всегда легче, чем гражданская война. Внешний враг сплачивает. Чужой солдат, стреляющий в твою семью, - знак того, что примирением и братаниями не обойтись, что надо стоять насмерть. И еще есть река Днестр, ставшая границей, чертой, отделяющей черное от белого: здесь мы, там они.
В самом названии “Приднестровье” спрятано слово “приграничье”. Все приднестровцы целиком - жители прифронтовой полосы. Узкая полоска земли простреливается вся, минимальная ширина ее около 14 километров - три часа ходьбы от границы до границы. В 92-м кишиневские власти планировали захватить все Приднестровье за 16 часов! И от такой всеобщей близости к границе, к возможному хоть завтра фронту, у людей чувство опасности притупляется. В центре Тирасполя у горожан спрашиваю: не страшно ли так близко к границе жить. “Да нет! - отвечают. - Отсюда ж до реки целых три километра. Вот в Бендерах, на том берегу, пострашнее.”
Мне все говорили: “Поезд “Москва - Тирасполь” - машина времени: за сутки проедешь пятнадцать лет назад”. Конечно, не верится, пока не увидишь сам. А увидел, и правда: Тирасполь сегодня как советский южный курортный город года этак 82-го. Жаркое солнце располагает к размеренности, для северян очень не привычному, а бесплатные таксофоны, развешанные на каждом углу, делают жизнь здесь и вовсе неторопливой. Тирасполь - это роскошная темно-зеленая клейкая зелень на улицах, бесконечные кусты роз, везде скамеечки в тени деревьев, множество кафешек, огромные крытые деревянные троллейбусные остановки, это сигналы точного времени по уличному радио, это город без надменных реклам, иностранных вывесок, почти без коммерческих палаток, а еще - без закрытых из-за разрухи гостиниц, заводов, поликлиник, без уличных “разборок” и бронежилетных омоновцев, без кавказских “хозяев” на рынках, без единого нищего или беженца, без толп безработного народа, без митингов протеста.
Как живут? Да, конечно, нездорово живут. Инфляция: сейчас 1 доллар - это миллион приднестровских рублей, да еще и деньги запутанные: количество нулей на купюре может никак не сочетаться с ее номинальной стоимостью. Денег платят мало: пенсия - 18 миллионов, средняя зарплата - 40 миллионов. Однако и цены здесь тоже низкие - как минимум в три раза меньше, чем в Москве, а квартплата - и вовсе копейки. К тому же, в отличие от России, зарплату и пенсию здесь принято выплачивать, причем пенсия разносится по часам. И главное: все понимают, что и низкий зароботок, и инфляция - следствие экономической блокады со стороны Молдовы, украинских пошлин и транспортных тарифов, результат непризнания со стороны Москвы и ненависти в лице Вашингтона. Это знает и стар и млад, поэтому держатся стойко, все вместе.
В Приднестровье три государственных языка: молдавский, украинский и русский, и на всех вывесках, табличках, документах обязательно по три надписи. По государственному телевидению чередуются передачи на разных языках. Полное языковое равенство заложено в государственной политике, в школах преподают молдавский как один из родных языков. Это при том, что в городах речей на молдавском или украинском практически не услышишь, молодежь вне зависимости от национальности однозначно выбирает русский, а многие молдаване даже не знают своей речи.
Границы с Молдовой практически нет, проехать туда или сюда может практически каждый. Но есть два “но”. Во-первых, туда ездить особо не за чем, разве что родственников повидать. А так даже поторговать на кишиневском рынке приднестровцу нельзя: сертификат особый нужен. И во-вторых: несмотря на прозрачность границ, нога вооруженного “румына” сюда с 92-го не ступала. С этим строго: солдатам или полицаям Молдовы здесь не место, что бы кто в Кишиневе ни вещал про “единое и неделимое”. Так что молдовские таможенники, которых просто не пускают на землю Приднестровья, сидят на украинской территории, делают вид, будто что-то охраняют. А еще приезжих вроде меня возят, как в зоопарк, за Бендеры к пограничному посту на шоссе - показать молдовских пограничников: их чванливый вид в нелепых картузах просто уморительный.