- Меня нельзя остановить,- говорит он,- можно только убить. Но смерти я после войны бояться перестал, врагов в Абхазии у меня тоже нет. Потому что я - как козел среди овец: они траву кушают, я листья, у каждого свое. Я только депутат абхазского парламента, в большую власть и клановые трения не лезу, поэтому меня поддерживают все. Потом почти все руководство здесь - мои однополчане, а для абхазов фронтовое братство свято. Этого не было б, они б не выстояли эти пять послевоенных лет. И сейчас их бесполезно завоевывать. Если грузины еще раз прольют здесь кровь, наши уже возьмут Зугдиди, это гарантия, могут и Кутаиси взять. Гальский вариант здесь больше не пройдет.
3. Кто займет место под солнцем?
Среди абхазов ходит такая версия событий этого мая в Гальском районе. Когда засевшие там террористы, убив уже несколько сот абхазов, растерзали Гочу Кишмария, его брат, генерал Мираб, военком Абхазии, сказал: “Ну я их маму выкурю!” И, подняв в бой абхазскую милицию и ветеранов, выкурил: 8 убитых от абхазов, 120 трупов грузин только на абхазской территории - и 40 тысяч выбитых из Гальского района беженцев.
Министр МВД Абхазии Алмазбей Кчач уверяет, что это - лишь красивая легенда. На самом деле, операция была спланирована заранее силовыми органами. Но был ли легендарный генерал Мираб скрытой ее пружиной, или не был - не меняет главной сути дела. А она вот в чем.
Грузия в войне, кроме тяжелого материального, понесла еще и мучительный урон моральный. Поддавшись гнусному соблазну плоскогубцами пройтись по золотым зубам соседей, грузинские глупцы, когда попали сами в плоскогубцы, ничего сделать не могли - прежде всего из-за паралича собственного духа. И даже подлинное горе грузинских беженцев похерилось у них затем под желанием во что бы то ни стало отыграться.
И вот как разыгрывалась вышедшая на передний план после войны карта грузинских беженцев. На предмет их возврата были подписаны соглашения и создана четырехсторонняя комиссия из представителей Грузии, Абхазии, России и ООН. Все, кто не совершили в Абхазии подобных зубовыдиранию преступлений, могли свободно, после регистрации в Комиссии на ингурском погранпосте, вернуться на свои места.
Однако каждому грузину-беженцу Запад назначил прочно вошедшую ныне в кавказский лексикон “гуманитарку” - в том числе и денежную, к которой живо присосались те, кто держит власть. Но как прошел репатриант через контрольный пункт - ушла с ним и “гуманитарка”.
Поэтому в Гальский район, где жили до войны по преимуществу грузины, официально их вернулось лишь полторы тысячи. А незарегистрированных - с полста тысяч. Что позволяло Грузии и получать на них пайки, и потрясать еще официальной сводкой: вот злодей Ардзынба не пропускает беженцев домой! Ату его!
Ардзынба, прекрасно понимая, что чем больше беженцев вернется в Абхазию, тем меньше в Грузии останется опоры реваншистам, на нелегалов попросту закрыл глаза. Им дали выбрать своих глав администраций, оставили их в покое: только живите. Но мирная их жизнь была нож к горлу для главного, после ареста Иоселиани, катализатора реванша в Грузии - главы так называемого правительства Абхазии в изгнании Надарейшвили. До войны он был зампредом абхазского парламента и имел в Гаграх колоссальный четырехэтажный особняк с роялем принца Ольденбургского из слоновой кости - особняк, в который, пока жив хоть один абхаз-мужчина, ему уже не вернуться.
И потому именно его цель, а не Ардзынбы - не допустить ни в коем случае возврата беженцев в Абхазию. Они ему нужны в Грузии, дабы их руками, готовыми на все с отчаянья, вернуть Абхазию себе. Но так как это все же нереально, то правительство Надарейшвили ограничилось возможным: засылкой на абхазскую территорию обученных в Зугдиди террористов и всемерным разжиганием конфликта.