Валерий Ганичев ПЕТЕРБУРГСКИЙ ПРОРЫВ
СЕГОДНЯ МЫ ПРОВОДИМ Пленум Союза писателей России в одном из самых святых и одухотворенных городов мира и Отечества. Петербург - великая тайна России. Ее пытались разгадать на всех уровнях: философском, историческом, поэтическом - литературном, вульгарно-бытовом, любовном и враждебном. Однако и в самых пристрастных и в самых беспристрастных его характеристиках видится главное заключение: Петербург как символ жертвенности - сюда же входит и жертвенный Ленинград. Петербург как символ одухотворенности - сюда же входит и вся державная советская российская культура Ленинграда.
Нам небезынтересна точка зрения, имеющая место в нашей культурологии, касающаяся периодизации петербургской истории. Считаю необходимым остановиться на ней, чтобы яснее виделась наша позиция, наше отношение к современному Петербургу (вместившему в себя как собственно Петербург, так и Ленинград).
Итак, первый период, с основания до конца первой четверти XIX века - реализация воли Петра I, второй период -осмысление замысла Петра, воплотившееся прежде всего в Пушкинском “Медном всаднике”; второй период - это прежде всего Пушкин, здесь же и “Петербургские повести” Гоголя как ключ к духовно-мистическому пониманию Петербурга. Третий период - осознанная, зрелая идея Петербурга: Некрасов, Герцен, Одоевский, Белинский, Ап.Григорьев и, наконец, вершина - Достоевский. Четвертый период - Петербург серебряного века, в значительной степени Блока (хотя здесь же и Белый, и Сологуб, и Мережковский, и Гиппиус, и Вяч.Иванов). Блока как музыки революции, услышанной им из особого музыкального инструмента под названием Петербург. Пятый - Ахматова, Мандельштам, Зощенко. И здесь нам предлагают остановиться в списке имен. Но мы бы сказали: и Ольга Берггольц, и Николай Тихонов, и Шостакович, и Уланова, и Прокофьев, и Абрамов, и Чернушенко, и Дудин, и Опекушин, и Свиридов - словом, тот Петербург, который стал и Петроградом, и Ленинградом.
Ни одному городу в России, а может быть, и в мире, не досталось столько писательских противоречивых слов: слов любви, обиды, отречения, восторга, приятия и неприятия как Петербургу. Достаточно вспомнить Некрасова: “О город, город роковой!.. Плененный лирой сладострунной, не спорю я: прекрасен ты в безмолвьи полночи безлунной в движеньи гордой суеты!” - и рядом: “С немецким языком там перемешан русский, и над обеими господствует французский, а речи истинно-народный оборот там редок столько же, как честный патриот! Да, патриота там наищешься со свечкой…”
Однако же мы помним, что музу свою и сестру ее родную, пусть и в трагический час, но встретил он именно на Сенной. Что маленький и такой дорогой нам человек вышел из петербургской гоголевской шинели. Петербург - это и сложные, еще не до конца осмысленные уроки восстания декабристов, это и петербургское видение Блоком Христа “в белом венчике из роз”, это и “рыбий жир ленинградских речных фонарей” Мандельштама… Это и дувший, как всегда, октябрь ветрами Маяковского, да это и Бродский, наконец, с его невыполненным обещанием, от которого не стоит отрекаться: “Ни страны, ни погоста не хочу выбирать - на Васильевский остров я приду умирать”. Петербург - наш, и все в нем наше. И когда говорят, что Петербург - это особая цивилизация и ей место не в России, а в Европе, то это лукавство в надежде на некий финансовый куш.
* * *
Промыслительно, что именно сегодня Петербург становится местом сгущения и разрешения противоречий: захоронение екатеринбургских останков… И это скоропалительное решение Государственной комиссии о захоронении “останков царской семьи”, и взвешенное, ответственное решение святейшего Синода, и мудрое согласие с ним губернатора Яковлева требуют от нас отнестись к захоронению как акту христианскому, а отнюдь не как к политической мистерии.
…После короткого периода ошеломления действиями мировых и местночтимых факиров от политики, банковского дела, кругов мистического порядка в обществе, в народах России появилось осознание необходимости сопротивления силам распада и разрушения, которые многого добились, начиная с распада величайшей державы и кончая уродованием привычного быта, разрушенной иерархией культурных ценностей, издевательством над национальным и религиозным чувством.