Однако оставим предположения и зададим себе другой вопрос: почему ельцинское руководство позволяет себе критиковать расширение НАТО на Восток? Чьи интересы выражает шедшее на любые уступки Западу ельцинское окружение, неспособное теперь произнести слово НАТО без гримасы?
Да свои собственные как всегда. На оккупацию им, допустим, плевать, а вот что, если за войсками НАТО придет некая международная полиция и начнет здесь хозяйничать? Сейчас для решения деликатных вопросов достаточно телефонного звонка в Генпрокуратуру или МВД, а к оккупационному генпрокурору, небось, и в приемную не пустят. Нет, так не пойдет. Это наша страна, и мы здесь хозяева. Расширяйтесь в Африку!
Внешнеполитическая идея тогда отражает национальные интересы, когда связана с внутриполитической. А такой у наших властителей нет и быть не может. Герой романа Набокова “Приглашение на казнь” спрашивает у мучающих его тюремщиков, “плотных на ощупь привидений”: “…существует ли в мнимой природе мнимых вещей, на которых сбит этот мнимый мир, хоть одна такая вещь, которая могла бы служить ручательством, что вы обещание свое исполните? (…) Я ставлю вопрос шире: существует ли вообще, может ли существовать в этот мире хоть какое-нибудь обеспечение, хоть в чем-нибудь порука, - или даже самая идея гарантии неизвестна тут?”
Да, неизвестна. У них даже деньги - “условные единицы”. Наша политическая сцена - прямое продолжение романа Набокова. Где та грань, что разделяет телевизионные “Куклы” и куклы реальные, политические? Я думаю, этого нам не скажут даже создатели известного сериала.
Пионерский костер из убеждений, разведенный политиканами начиная с 1985 года, выжег у народа не только доверие к нынешней власти и к выборной власти вообще, но, похоже, и саму возможность такого доверия.
НА ЧТО ЖЕ опереться в своей надежде людям, еще не пришедшим к вере в Бога, но уже охладевшим к идее построения всеобщего физического рая? Известно ли им, по словам Набокова, хоть какое-нибудь идейное обеспечение, хоть в чем-нибудь порука? И если нельзя гарантировать идеи, известна ли хотя бы идея гарантии?
Там, на дне колодца, из которого вычерпали все идеи и убеждения, остались, по мнению патриотов, еще глубинные свойства русского народа: общинность и соборность. И это, увы, самое трагическое заблуждение из всех заблуждений последнего времени. Потому что нет сегодня более разобщенной, распыленной на атомы нации, чем русская. Русскую соборность и общинность мы противопоставляли разобщенности и одиночеству западного мира, а теперь они стали и нашими неотъемлемыми чертами… И как все, пришедшее с Запада, мы утрировали их до невозможности. Русские писатели-патриоты, а потом и коммунистические публицисты, справедливо подчеркивая эгоистический характер западной цивилизации, распространяли его на все стороны жизни тамошнего общества, забыв или не желая видеть его корпоративности, пришедшей на смену общинности в средних веках. Да, каждый западный человек - сам по себе, но в строгих и давно определенных пределах. Твой дом, твоя семья, твоя вера - это твое личное дело, но если ты - обманутый государством фронтовик, ты вступаешь в “Стальной шлем” и маршируешь с тысячами других фронтовиков по средневековым улочкам. Если бы разобщенность была универсальным свойством западного мира, то где бы Гитлер взял легионы своих штурмовиков, превышающих численность рейхсвера в пять раз? Западное общество любит выгоду, никто не платил штурмовикам ни пфеннинга, а они по первому зову вождей забивали до отказа литерные поезда и ехали в любой город на востоке, западе, севере или юге Германии, где намечалось очередное партийное мероприятие. Не было денег на поезд - закидывали рюкзаки за плечи, строились в колонны и шли пешком.
А русские националисты? Они раньше всех организовались (“Память”), их по России, если судить по тиражам незалеживающихся на прилавках оппозиционных патриотических изданий, не меньше коммунистов, но почему столь малочисленны их митинги? Почему при девяностопроцентном сходстве программных установок мелкие националистические партии не могут объединить в одну вроде Народного фронта в космополитичной и эгоистичной Франции?