Апостроф
Елизавета Пашкова
19 июня 2014 0
Культура
Роман РОМАНОВ. Монархисты из квартиры 27. Великие Луки: "Великолукская типография", 2014. - 147 с.
Авторы исторических романов иногда слишком вольно обращаются с прошлым, вкладывая выдуманные слова в уста реальных людей. Как-то, прочитав разговор императора Александра III со своей супругой в спальне, пришлось с возмущением закрыть книгу.
Разумеется, в трудах ученых-историков тоже есть доля субъективизма. Но с ними можно не соглашаться на рациональном уровне, опираясь на источники, рассматривая другие точки зрения на происходившие когда-то в прошлом события.
И вот передо мной только что вышедшая книга молодого писателя Романа Романова "Монархисты из квартиры 27". Творчество этого писателя заинтересовало меня после выхода его предыдущей книги "Чиновник Авдий". Дело в том, что сам автор - чиновник высокого ранга, работающий в администрации Псковской области. И его взгляд на чиновничество изнутри оказался настолько интересным и неожиданным, что об этом стоит поговорить отдельно и обстоятельно (но уже не в рамках этой краткой рецензии).
Вернемся к "Монархистам". Предисловие насторожило: "Спасти царя, изменить ход революции, а заодно и круто развернуть новейшую историю России - такие цели ставят перед собой два брата-сибиряка, открывшие способ перемещения во времени и пространстве". Подумалось: ну вот, снова по воле автора исторические персонажи будут произносить слова, от которых содрогнулись бы их души, узнай они сейчас об этом.
Но начало книги несколько успокоило эти подозрения. Два относительно молодых человека, примерно тридцати лет, мучаются вечными вопросами смысла нашей истории, понимая при этом, что история "объективной быть не может по определению, ибо как ни верти, но рисуешь картину прошлого через призму "собственного я"". Сам Роман Романов, окончивший с отличием исторический факультет Томского государственного педагогического университета, понимает всю субъективность исторической науки, разумеется, не хуже своих литературных героев. А потому решил субъективность восприятия истории довести до логического завершения: пусть его герои, переместясь в прошлое, сами попытаются эту историю не только увидеть собственными глазами, но и изменить.
Ведь они живут в настоящем, когда многое, как им кажется, уже ясно. Особенно чётко всё-всё понимает подруга главного героя Мария, молодая успешная журналистка. Она ни в чём себе не отказывает, проживая в свое удовольствие каждый день, но в ожидании неминуемого апокалипсиса. Зачем пытаться что-то изменить, зачем создавать семью и рожать детей, считает Мария, если "миру некуда больше идти, нет мечты, нет веры, нет надежды, кроме надежды на халяву и чего повкуснее, великие идеи в запасе у человечества кончились". "Современный мир не просто бессмысленный, он еще и агрессивен по отношению к любым смыслам, и он их побеждает, прежде всего в головах и мозгах всех таких разных, но одинаково беззащитных наших сограждан".
Но с этим не хотят мириться братья, да и Марии придётся многое увидеть другими глазами, переместившись не во времени, а в пространстве из современного Томска в современный же, но такой древний и чудесный Изборск.
Братья в прошлом смогут задать свои вопросы и Николаю II, и Сталину. Эти диалоги выписаны Романом Романовым настолько бережно по отношению к великим деятелям прошлого, что не вызывают никакого отторжения. Напротив, им веришь. У меня возникло лишь одно сомнение, когда Сталин, отвечая на вопрос: "А чем самозваный царь отличается от настоящего?", сказал: "Тяжело самозванцу народ любить". Роман Романов пояснил это так: "Любой самозванец приходит к власти через борьбу и риски благодаря кому-то и чему-то. Сам старался, и повезло вот тут и тут, помогли эти, а те ошиблись (собственно, почти как и при демократических процедурах, если наивно не предполагать, что голосование людей определяется только их собственным мнением и позицией). В такой ситуации работа во власти - это огромная работа по обеспечению собственной власти. Эта работа порождает жесточайший политический цинизм, и носитель власти может исчезнуть, как Лжедмитрий, пеплом из пушки. Но, как ни странно, у некоторых самозванцев изначальная любовь или соответствующие качества личности все же сохраняются. Утрируя: самозванцу некогда любить народ, но чем больше он укрепляется у власти, тем больше у него возможности любить народ. Это как Сталин первый период ориентировался больше на свою оппозицию, или как Путин в начале исходил из отношений с либералами и Западом. Я не про то, что помазание на царство позволяет любить свой народ спокойно и вволю. Только про то, что Православие, как высшая правда и критерий для монарха, обязывает его любить, пусть даже плохо, как плохому прихожанину ничего не понятно в Литургии, но он обязан ходить в храм и как минимум должен руководствоваться хотя бы внешними нормами Православия в жизни".