Махмут ГАРЕЕВ.
Во-первых, не до конца оценивали опасность того, что происходит. Казалось, что каким-то образом ходы будут найдены и выведут из этой пропасти. Во-вторых, есть нюансы, над которыми надо думать, мы ещё не осознали произошедшее. Больше всего нас, ветеранов, беспокоит сегодня именно то, что произошедшее с нами не оценено до конца, не понята глубина произошедшего. И неоценённость ситуации — опасность для будущего: ведь эти ошибки могут повториться. А тогда, видимо, исходили из того, что задача военных — обеспечить защиту, оборону страны от внешних врагов, а за обеспечение внутренней безопасности отвечают другие государственные органы.
Когда меня отправляли в Афганистан в феврале 1989 года, министр обороны Д.Т. Язов говорил мне: два дня вам на сборы, обязательно надо побывать у В.А. Крючкова, у Э.А. Шеварднадзе, ещё кое-кого назвал, поговорить с ними, чтобы понять обстановку.
Я пришёл к Крючкову, говорю ему, что и по вашей линии, и по линии МИД идут донесения о вражде между Шахнавазом Танаем, министром обороны, и Наджибуллой, что совершенно ненормально. Как может выжить государство, если главное политическое и военное руководство не просто не понимает друг друга, а во враждебных отношениях?
Он мне говорит: с таким настроением вам лучше не ехать в Афганистан. То есть несколько иначе оценивал обстановку в Афганистане. Всё-таки он не понимал всей опасности, которая существовала, очень верил отдельным донесениями, которые шли. Два примера приведу. Вот когда Танай начал бомбить командный пункт Наджибуллы в Кабуле (мы все там находились), Таная упустили в Баграм, он уехал, хотя за ним следили...
Александр ПРОХАНОВ.
Наджиб.
Махмут ГАРЕЕВ.
Да. И Танай начал бомбить Наджибуллу в Кабуле, чтобы уничтожить его на командном пункте. На его стороне была 15-я танковая бригада и ряд других частей. Когда он начал обстреливать Кабул, я звоню в Москву, докладываю начальнику Генштаба, министру обороны о сложившейся обстановке, что Танай будет действовать против Наджибуллы, поэтому доверять ему нельзя. А вся сила Таная сейчас — в авиации, которую он держит в кулаке в Баграме. Надо вывести из строя взлётную полосу, чтобы самолёты не взлетали с аэродрома. Потом остальное можно будет наладить. В Москве, видимо, такое решение согласовывали с политическим руководством. Я потом сам утром дал команду, наши ракеты Р-300, которые там оставались с нашими же расчётами, удачно сработали, взлётную полосу вывели из строя. Тогда Танай сел на самолёт и улетел в Пакистан. В конце концов мятеж министра обороны Таная был подавлен.
Александр ПРОХАНОВ.
А я помню, как мы с вами пускали эту ракету. Это было недалеко от штаба 40-й армии, там в ложбинке они базировались. И она должна была лететь, по-моему, в Гардез, где тоже была очень тяжёлая ситуация. И она ушла, а потом вы полетели туда на "вертушке". Причём там "вертушка" по существу проходила в горах, и был сплошной прострел этого пространства. Я вас отговаривал: не летите! Но вы полетели в окружённые гарнизоны, чтобы узнать ситуацию и поддержать людей.
Махмут ГАРЕЕВ.
А противоречия не давали разным должностным лицам объединиться и совместными усилиями привести в действие то, что хотел ГКЧП сделать, — предотвратить крах Советского Союза. Даже в Афганистане этот эпизод показателен. И много других эпизодов, где не было единого понимания у руководителей, которые занимались Афганистаном, другими вопросами.
Александр ПРОХАНОВ.
Это результат так называемого коллективного руководства?
Махмут ГАРЕЕВ.
Может быть, в какой-то степени и так, потому что всякое коллективное руководство имеет свои недостатки. Даже хорошо поставленное дело до конца чётко может не сработать. Появляются какие-то интересы, какие-то опасения. А самое главное, некоторые люди считали, что это всё проходное, а основное — самим спастись и остаться в стороне от ответственности.
Александр ПРОХАНОВ.
Это касается одной части нашей элиты. Но есть и другая часть, вокруг Горбачёва, которая проводила реформы, и она прекрасно понимала свои задачи. Мне кажется, это миф, будто Горбачёв не видел результатов своей деятельности, миф, что это были его ошибки. Мы же с вами знаем, что такое перестройка: на протяжении четырёх лет выбивали из нашего народа все возвышенные представления о родине. Всё, что доброе можно было сказать о Советском Союзе, — всё уничтожалось. А когда в результате пропаганды в голове у людей была один негатив — что Советский Союз был империей зла, что здесь нечего было защищать — конечно, никто и не защищал "этот ужасный красный чудовищный кровавый Советский Союз". Причём эта пропаганда касалась не только простого народа. И партия так думала. Она вся была уже из пластилина — не было жёсткой партии.