Махмут ГАРЕЕВ.
Надо отдать должное и тому, что американцы, наши основные враги, очень хорошо продумали все свои шаги. Они далеко смотрели и видели наши слабые места. Нажимали на них или подкупали, подговаривали каких-то наших людей. Эти люди пусть даже не целым государством всё собирались сдавать, а по каким-то отдельным вопросам, но эти вопросы были связаны друг с другом. В этой холодной войне информационную, идеологическую борьбу наши противники умно провели, оказались сильнее.
Александр ПРОХАНОВ.
Вы являетесь военным теоретиком, во многом управляете военной мыслью, вы её сберегаете, коллекционируете, направляете в динамику, в движение. Но Советский Союз, эта сверхдержава, она же была разрушена не ракетами и не авианосцами. Она была разрушена воздействиями. И в этом смысле военная наука после 1991 года обесценивалась. Сейчас мы тоже изучаем новую тактику, новые способы ведения войн, новое вооружение, потенциалы, но на нас воздействуют ещё больше, чем на Советский Союз. В какой степени военная наука в состоянии противостоять новой науке уничтожения?
Махмут ГАРЕЕВ.
Это уже, видимо, геополитика — когда угрозы создаются и реализуются преимущественно невоенными средствами. В начале девяностых годов Бильдербергский клуб — это, по существу, научный центр мирового правительства — заседал, продумывал действия, и посмотрите сейчас: Трамп в Китай не поехал даже, не говорю уже о России. Добился, что китайцы сами к нему приехали. Потом был в Тель-Авиве, в Саудовской Аравии. Ясно, что это система Бильдербергского клуба работает. Ведь всё это диктуют банки, деловые круги и финансисты, где произраильские круги задают свой тон. И мы до сих пор не можем наладить комплексное противостояние всем этим угрозам против нас. Кстати, в Афганистане всё это давало о себе знать, а именно — отсутствие согласованной работы между различными нашими ведомствами.
Как-то я поехал в районы Мазари-Шариф и Хайратон, там, где наша база снабжения стояла, которая снабжала все основные склады всех видов вооружений. Я там три дня обследовал, увидел много недостатков в обеспечении хранения, надёжности. Как раз перед этим один склад взорвали. Я написал обо всём донесение. Потом получаю донесение от афганского агента одного из наших ведомств. Вижу: то, что этот афганец пишет, совершенно не совпадает с тем, что я видел. Не думаю, что он больше меня разбирался в этих делах. Но в Москве до Горбачёва довели только то, что пишет этот афганец. То есть объективная оценка не всегда доходила до руководства.
И так мы единый фронт работы не смогли создать. Возьмите работу послов. Когда я приехал в Афганистан, войск наших не было, послом был Юлий Михайлович Воронцов. Он одновременно был первым заместителем министра иностранных дел. Это было удобно, поскольку по любому непринципиальному вопросу можно было не писать бумаг: первый заместитель министра мог дать команду, и кадровые вопросы, и другие через него мы быстро решали. Воронцов большое значение придавал работе с оппозицией в Афганистане. Он как кадровый дипломат уделял много внимания именно дипломатическим вопросам: объединению усилий разных дипломатических миссий социалистического лагеря, которые ещё в Кабуле были, и других стран. Но у него, как у всякого аристократа, было отвращение к бытовым вопросам. Для бытового обслуживания, для культурного досуга ничего не оставили.
Однако он много делал для того, чтобы некоторых представителей оппозиции настроить на сотрудничество с Наджибуллой, хотя не всё получалось. Год проработал примерно — ушёл. Приезжает Борис Николаевич Пастухов. Это типичный комсомолец, советский партийный работник. Ему говорят: два дня в Кабуле нет хлеба, люди нищают, могут забастовки, волнения произойти. Что делал в таких случаях Воронцов? Иногда до четырёх утра сидели, писали донесения: как трудно, нам хлеб надо прислать, оружие, горючее, самолёты... Он читал сам, потом показывал нам, мы обсуждали, как решать проблему. И в конце концов большая часть вопросов оставалась нерешённой. Что делает Пастухов? Хлеба нет. Он с одними, другими переговорил, по нашей линии, без всякой дипломатии, с министрами некоторыми нашими посовещался. И организовал дело так, что за несколько месяцев добился постройки хлебозавода в Кабуле. Или: горючего нет. Поехал в Мазари-Шариф. Там всё заблокировано. Добился, чтобы разблокировать, чтобы не просить всё у Советского Союза, а организовать в самом Афганистане производство горючего. И он убеждал, заставлял работать в таком направлении все власти Афганистана. В этом отношении он, конечно, имел большое преимущество. Хотя кое-что из дипломатической работы, может, и упускал.