им вскроет череп, вспорет брюхо,
отрежет зеркало, как ухо,
и, как мясник, не побожась,
спокойно вырвет фары глаз.
Лишенный пара, точно духа,
затихнет старый паровоз,
как пень трухлявый средь берез…
ТЫ ВЕРНУЛАСЬ…
Ты вернулась…
Глаза твои встретил
Я в огне медно-красной листвы.
Ты вернулась…
Поэтому светел
дали взгляд, и ожили цветы.
Ты вернулась…
Подсохшие листья
слабым хрустом
мне шепчут в саду.
Ты вернулась…
Промерзшие кисти
у рябины стучат на ветру.
- Ты вернулась! -
Мне выкрикнул ветер,
вороша за рекою кусты…
Ты вернулась…
И прошлого пепел
в бездну вечности поднял мосты.
Ты вернулась! -
Теперь знаю точно -
в птичьем посвисте
голос твой есть,
самой срочной
природною почтой
о тебе получаю я весть.
Ты вернулась!!!
ЖЕЛТАЯ СИМФОНИЯ
Какая желтая нынче осень,
какие желтые у тебя глаза,
какие желтые были цветы,
и желтая хвоя сосен
нас колет, как иглы ежа.
Зачем этот желтый свет
от этого желтого солнца
и желтая эта вода -
послышалось слово: “Нет…”
А листья шептали: “Да…”
Как удивительно грустна
и как удивительно очаровательна
эта мягкая тишина,
роса, скользнувшая с куста,
тревожит гладь твоего сна.
Когда солнце поднимется в зенит
и ветер зашелестит листвой,
я буду уже далеко.
Проснувшись,
следи за полетом птиц -
как машут крылом
и ведут головой.
Прощай! Я уже не вернусь,
ухожу, сбивая росу ногами,
как хочется бежать босиком -
пусть листья впитают грусть,
а ветер обдаст лепестками.
Прости меня, если был виноват,
прости, если даже не был,
уходя, люблю тебя еще сильней -
ищи меня по моим следам,
что расстелются по Земле.
ВЛЮБЛЕННЫЕ ЗМЕИ
Как влюбленные змеи,
грациозные выгнув шеи,
сплетаясь в клубок,
мы ласкаем друг друга кожей,
мы ласкаем друг друга телом,
как умеем,
от головы до ног,
инстинктом из древней эры,
впав в гипнотический шок.
Я прошу тебя - Боже!
Змеиный Боже!
Сделай так,
чтоб и я так мог!
Кто-то скажет - статистика -
весенние времена -
бисерных глазок мистика,
раздвоенных языков - пламена…
Как пигмея два или тайца
в ритуальном танце -
в каждом движении - поколения,
в каждом движении -
древняя суть,
пенной крови яростное кипение,
ярых мускулов
бешеное волнение -
вспомнил я
этот радостный путь!
Ритуальный ты танец гона!
Вечной жизни брачное лоно,
смертной жизни живое древо -
не любовь - родовое дело.
БЕЗУМНЫЙ ВАН-ГОГ
“Сукно в бильярдной было такое зеленое, что его хотелось жевать…”
Из письма Ван-Гога…
Кто там в бильярдной,
у двери парадной,
стоит как солдат?
Фонарь апельсином,
горит керосином -
сукно как салат…
Вот с кием, как с ложкой,
склонился игрок…
“Какое Вам дело!
Не нужно мешать!” -
Вскричал заполошно
безумный ВАН-ГОГ.
Но вдруг разогнувшись
и выскочив вон,
он видит, как солнце
пошло на поклон…
И спелый подсолнух
склонивши главу,
катился по пашне
навстречу ему…
Кровавое ухо упало на ветер,
маэстро
в экстазе его не заметил…
Он кровью рисует осенние листья,
и в небе полощет
бездомные мысли…
Бог с неба спустился -
он понял что надо
Ван-Гогу при жизни
присвоить награду…
Ван-Гог не заметил явление Бога
и краски ложились, казалось, убого,
казалось нелепо, казалось не так -
вот солнце как репа,
как медный пятак…
И Бог удивился этюду Ван-Гога
и что-то поправил
в Компьютере строго…
Хвостатые звезды
рисует Ван-Гог,
а краски смеется улыбчивый Бог…
И так они вместе
рисуют доселе
и мир как ребенок
летит в карусели
то вишней, то мышкой,
восходит луна,
и пенной отрыжкой
плюется волна…
В моем огороде -
не сплю до утра -
огнями сверхновой
восходит ботва
и мозг у ВАН-ГОГА
не просит другого
лишь кисти и краски
у хитрого Бога…
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
Не плачь! Не плачь, ты моя Русь!
Что пригорюнилась в печали?
Тобой одною я дивлюсь
из светло-светло-синей дали…
Не верь ты шепоту навета,
и клятвам ты не верь чужим -
я возвращусь однажды летом
под ливнем русским -
проливным…
Склоню колени пред святою,
пред чистой русскою землей:
“О, Русь! Обмой меня росою -
ведь я вернулся, я живой!”
Сергей Сибирцев ДНЕВНИК ОТШЕЛЬНИКА ( Фрагмент романа “Записки обреченного на жизнь” )
НА УЛИЦЕ за окном обыденное земное утро. Утро 2060 года, шестнадцатая неделя от месяца нисана. Раннее, горчаще-полынное ясное утро Подмосковья. Я умудрился дожить, доспать, домечтать до странного возраста, когда месяцы, года не имеют особенного значения, как бы не замечаются. Зато с необыкновенной пенсионерской отчетливостью воспринимаю, отмечаю именно контрастные временные отрезки…
Эти божественные, кратковременно-лучезарные часы навечно вправлены в скромные рамки гениальных натюрмортов, полотен русских самодержавных живописцев. Они имели счастье проживать в мифологическом веке - девятнадцатом; они, осененные божественной дланью, успели насладиться нецивилизованной царской Русью - белой мирной империей - и нам, неблагодарным потомкам, оставили божественные следы своего восхищения…
Летними днями, летними душистыми красками предпочитаю любоваться, сидя в кресле, восхищаясь репродукциями старинных русских мастеров в старых увесистых альбомах.
Подлинники в свое время приобрести на аукционах поленился, полагая себя не истинным знатоком и полагая же, что живая, увиденная собственными глазами земля и все, что на ней произрастает, копошится, гоношится, ветшает, все-таки во сто крат милее для обыкновенного русского сермяжного сердца.
Я тогда еще не знал, и тем более не догадывался, что в тех подлинных гениальных творениях заложен некий божественный код, в котором зашифровано светлое будущее, очищенное от бесовщины, умиротворенное, благодатное, человеческое, земное…
А совсем недавно, по специальному указу Генеральной администрации, все частные собрания коллекций живописи надлежало передать в местные административные органы. В случае неповиновения, ослушания и критики в любом ее виде: гуманное наказание: казнь с последующей реинкарнацией в низших видах: овцу, лесную лань, мышь-полевку, лисицу, жука-коробейника.
Затем, по спецпринудительной лазерной телетрансляции, все обывательское цивилизованное население земли наблюдало за демоническим актом сожжения мировых живописных шедевров.
Даже обыкновенный утилитарный антиквариат подвергся тотальному уничтожению.
Человечество, сидящее у личных мобильных экранов, с угрюмым любопытством и прохладцей прощалось с многотысячелетним гуманитарным божественным рукотворным обликом своей планеты, давая молчаливое добро на обращение все и вся в прах, пепел и каменную крошку для последующей утилизации.
За моим тонированным дачным мансардным крупноячеистым окном продирает свои заспанные очи середина двадцать первого христианского столетия - это по старому, так сказать, стилю. А по новому - первое десятилетие Всемирной эры единой Генеральной администрации. Это вымороченное столетие, эти единообрядные десятилетия с недоумением и содроганием будут вспоминать будущие археологи ныне вырождающийся человеческой цивилизованной расы.
Археологи непременно будут недоумевать: где же история человечества, история людского рода? Ведь не считать же началом рождения человеческой глупой расы эти однотипные казарменного типа жилища, эти мертвые окаменевшие безколейные дороги, эти странные оплавленные цилиндры, выброшенные с магмой и спаявшиеся в нее, внутри которых серое плотное вещество в виде сажи?..
Я живу в новейшее Всемировое десятилетие неверия ни в какие земные праведные религии.
Век неверия в свою божественную человеческую сущность.
Вымороченная земля, в пластиковых, проржавело бетонных, перекосившихся пепелищах-жилищах-шалашах, в которых в приемлемо отчаянной тщете существуют существа, родители и деды которых некогда приветствовали невиданную по своей самоуничижительной и саморазрушительной сути “русскую перестройку”, которая в считанные десятилетия превратила людей в архисвободные сущности, свободные от рутинных христианских оков-крепей, - годы, когда бестелесная тень антихристова облекла во мрак некогда великую древнюю державу, державшую Христовы библейские заповеди не на фарисейском видном алтаре-президиуме, но в душе, в сердце своем, не подвластном никаким идеологическим злободневным кликушествам…