- Помнишь, а ведь и мы с тобой когда-то подрабатывали в этой котельной. И девок туда водили. Лариса по параллельному не слушает, надеюсь. Как она у тебя, не ревнивая, надеюсь. Дело-то прошлое.
- Она Артемку укладывает. Бабушка дедушку давно уже не ревнует. А насчет котельных, так тогда это было естественно как-то. Тогда почти весь Северодвинск дровами отапливался. Теперь, считай, лет на тридцать нас откинули в пошлое господа банкиры, мистеры-монетаристы.
- У сына своего учись. Смотри, какой герой у тебя Лешка! Вот так и нам надо.
- Знаешь, это после смерти Геры (старшего сына) он таким стал. Эта смерть потрясла его. Я тогда был развалина моральный. Года полтора-два в себя приходил и на младшего внимания не обращал. Мне все равно было. Пил по-черному. Бросил парня на произвол судьбы. И он какую-то жизнь там начал, дома редко показывался. Мне казалось, станет уличным. А он в институт поступил. Какой-то торговлей промышлял. Короче - сам себя содержал. А нынче летом с другом взял подряд у городских властей на рубку сухостоя. После урагана предписание вышло из Москвы строжайшее - весь оставшийся на корню сухостой срубить. Желающих было много. Но мой парень как-то вырвал этот кусок хлеба с маслом. Дали им хорошую бензопилу - и они не разгибались, без выходных весь город очистили. Втихаря спиленные стволы на дрова продавали. То есть на карманные расходы имели сразу же, независимо от окончательного расчета. Ну вот, свалили последнюю лесину, пошли за расчетом в мэрию. По шесть тысяч им полагалось в руки. Начальнички сказали - ставим вас в очередь. Года через два получите. Или есть другой вариант. И направили их в подставную фирму. Там такое условие: сейчас - по две тысячи в руки, а от остальных отказываетесь. Оцени замашки отечественных кровопийц! Ну, правда, потом они еще ребятам билеты до Питера и обратно дали. Железнодорожники по взаиморасчетам так с мэрией расплачиваются. И наш парень повез с кафедры на какой-то молодежный лесной симпозиум в Питер образцы саженцев лиственниц - уникальной какой-то породы. Она только в наших краях водится и великолепно приживается в городах. Питерские новые власти отказались от финских саженцев и заключили договор с нашими пацанами…
- Я же говорю, парень у тебя гениальный растет. Отколется отцу на старости кусок хлеба.
- Ну поехали, значит, они в почтовом вагоне. То есть железная дорога расплачивается отнюдь не купейными местами. Везли пятьдесят саженцев в деревянных ящиках. Первая посадка намечалась в районе Аничкова моста. Было это в конце августа. Они попадают в самый кризис. Питерская мэрия отказывается от всех договоров, зеленое хозяйство сворачивается в городе. И все саженцы полетели в мусорный контейнер. Обратно в багажном вагоне на тюках вернулся наш студентик. Но что поразительно - учебу опять не собирается бросать. Такой упертый оказался. И не пьет. В рот не берет. Вот бабушка из банка пришла. Улыбается. “Провернула операцию, Полина Феодосьевна?” Похоже, всю мелочь деноминировала. А вчера Ларка ходила за детским пособием для Артема, так знаешь, чем с ней расплатились? Водкой. Три бутылки дали. Хоть развязывай, ты прикинь. Как хорошо бы сейчас запить месячишка на два, на три. Очухаться - кризис позади. Зюганов президент. Завод пашет. Дворником-то меня туда всяко бы взяли, как я ни запей. Такими кадрами не бросаются…
Разговор по телефону затянулся. Наконец, мы распрощались. В трубке загудело. Разъединились души, устремились каждая в свой полет. Доведется ли свидеться-сговориться по телефону еще раз? Когда? Вот-вот вслед за бензином вздорожает и междугородка. Опять семьи русских людей останутся один на один со взбесившимся государством. Будут держать оборону до последнего, а потом, конечно, уже по логике военного времени, перейдут в решительное наступление.
Александр СИНЦОВ
СМЕРТЬ ГОРНИЗОНА
С ДЕТСТВА люблю копать картошку. Жили мы тогда скромно. Отца у меня не было - он нас с матерью бросил сразу после моего рождения. Мать учительствовала в поселковой школе, и ее зарплаты хватало лишь на то, чтобы заплатить за комнату, которую она снимала, да на продукты в местном сельмаге. Поэтому колхоз каждую осень выделял нам несколько грядок на одном из своих полей. Копать картошку мы отправлялись обычно со всем ее классом.. Ребята с удовольствием помогали нам. Было весело и интересно. После того как последний мешок был наполнен, мы всегда разводили костер и пекли в нем картошку. С тех пор в сознании копка картошки навсегда осталась связанной с запахами костра и угольным привкусом на языке…
…Урожай в этом году плохой. Весна была холодной и дождливой. Поэтому отсадились поздно. А в июне ударила небывалая жара. Даже наши калининские болота высохли, над полями дрожало жаркое сухое марево. В июле опять пришли холода и дожди. В общем три мешка посадил, а сейчас, выкопав пол-огорода, едва набрал шесть…
Когда-то, еще в училище, к нам приехали ветераны авиации. И один из них - совсем старенький дед, рассказывал нам, как еще в девятнадцатом его, красного "военлета", за храбрость наградили кожаным регланом и двумя мешками картошки… Дело было осенью и мы как раз готовились выезжать в поля на уборку урожая. Наш комэска все шутил: мол, запоминайте, как картошка в поле выглядит, а то теперь до пенсии ее только под плоскостями и увидите… Знал бы он тогда, как ошибался.
Я, подполковник российских ВВС, командир эскадрильи, на восемнадцатом году службы и тридцать втором выслуги копаю сегодня картошку и считаю это одним из самых главных своих дел в году. Последний раз зарплату получал в мае. С тех пор ни копейки из полковой кассы я не получил. Ни отпускных, ни курортных - ничего. Поэтому отпуск свой я, как обычно в последние годы, провел "при части" - сидел дома. Ходил на рыбалку - насушил килограммов десять лещей и плотвы. За грибами - жена целую наволочку боровиков насушила да еще кадушку в гараже засолили. Съездил два раза в Москву - попробовал "таксовать", да только когда посчитал - получились слезы. За вычетом бензина и ремонтов моей старушки "шестерки" едва полсотни наскреб. А надо только за долги отдать полтора "лимона". Одолжил у моего бывшего "прапора" из ИАС. Тот после увольнения подался в "челноки", вместе с женой в Твери на рынке стоит. Турецким шмотьем торгует. Спасибо ему - по старой памяти выручает. Да только как теперь этот долг отдавать - не представляю. Брал-то долларами, а они теперь в три раза прыгнули. Если и выдадут скоро получку, то вся она за долги сразу и уйдет. По майскому курсу было семьсот долларов, а теперь - двести…
В военторге теперь одни пустые полки. Все размели. Причем не столько наши, гарнизонные, сколько чужие… У наших в кармане - шиш. В два дня весь военторг размели. Крупы, консервы, мыло, сахар, муку. Наши повозмущались было, да только куда там. Продавщицам все равно, кому продавать, они и так последние месяцы без выручки сидели. А тут такой наплыв. Но я-то еще ничего - у меня огород, жена в зверосовхозе секретарем работает. Хоть и за четыреста тысяч с двумя институтами, при хаме и пьянице директоре, а все же за "живые" деньги. А вот лейтенантам нашим - вообще "труба". Из моих эскадрильских только у одного жена работу нашла в городе. Да и то в поликлинике, а там тоже два месяца как не платят. У троих - дети маленькие. Больно видеть - ведь просто голодают. Лейтенанты домой в термосах обеды и ужины таскают. На троих делят.
…Плохая в этом году картошка. В прошлом еще ничего была. И нам хватало, и лейтенантам мешок в месяц получалось привозить. А в этом - дай Бог, самим прокормиться. Юлька с Вовкой растут не по дням, а по часам. Полгода назад обоим джинсы купил, а теперь совсем малы стали. Третью зиму в китайских пуховиках ходят. Перья, как с кур, сыпятся. Руки скоро по локоть из рукавов вылезут. Думал, деньги получу - куплю новые. Да только теперь все за долги уйдет…
Марина что-то совсем в этом году сдала. Почки на здешней воде посадила. Две недели в больнице пролежала. Хорошо, Николаев на лекарства одолжил. Подняли на ноги. Да только это все временно. Лечиться надо по-настоящему, ехать в санаторий. А это опять деньги…