Да не там вы их ищете! Вглядитесь-ка лучше в тех, кто сеет войны по всему свету. Объявляет планету "зоной своих интересов". Наводит повсюду угодный им "мировой порядок". Печется денно и нощно о тех же "правах человека". Клеймит и клянет "империю зла". А потом, заикаясь, лепечет перед судом о своем "неподобающем" поведении.
Тьфу!..
Евгений НЕФЕДОВ
СИМВОЛЫ ПРОШЛОГО
Победа на выборах в бундестаг социал-демократов оказалась далеко не однозначной, как неоднозначными будут и ее последствия для политической карты мира. Прежде всего, это касается традиционного противостояния католического "юга" и протестантского "севера" в старых землях Бундесреспублики, на которое с 1990 года наложилось острое противостояние самих "старых земель" с "новыми землями" бывшей ГДР. Эйфория первых лет объединения сошла на нет, образ Коля-объединителя Германии несколько померк в зареве проблем будущего тысячелетия. Герхарда Шредера и социал-демократов поддержали прежде всего на севере и на востоке ФРГ, поддержала молодежь и профсоюзы, не желающие быть бурлаками "Объединенной Европы". Это - проявление не только национального и социального эгоизма немцев, но и общей тенденции к устранению "неолиберализма" из жизни современного мира. Его выдавливают как "слева" (Блэр в Англии, Шредер в ФРГ), так и "справа" (Ширак во Франции, республиканцы в США). Вопрос только в том, с какой стороны выдавят "монетаристов" Ельцина: левые "примаслюковцы" или правые "леберезовцы". Сегодня из всех "героев 90-х" президент России остался на пару с президентом США. Все остальные ушли с авансцены мировой политики.
27 сентября оказалась разорвана последняя персональная связь Ельцина с лидерами Европы, связь кровная, построенная на октябре 93-го года. Больше никто "от Бреста до Бреста" не связан признанием в России режима личной власти "царя Бориса". И в этом - большой шанс для Европы вообще и для Германии в частности. Тем более, что экономические связи, напротив, продолжают укрепляться, и в правительстве РФ уже всерьез рассматриваются проекты передачи немецким монополиям блокирующего и даже контрольного пакета акций "Газпрома". "Дранг нах остен" Германии XX века завершается парадоксальным образом, чем-то напоминая ситуацию века XVIII, когда Российской империей правили в основном немецкие принцессы и их потомки, а из их карликовых княжеств на русские земли шел поток переселенцев. Потом эта Россия сто лет пестовала Пруссию, великодушно простив ей Семилетнюю войну, чтобы следующие сто лет почти непрерывно воевать с Рейхами - и снова простить им миллионы русских жизней, положенных на полях двух мировых войн, дать добро на поглощение ГДР, а теперь даже фактически пожертвовать собственным суверенитетом ради создания европейского противовеса американо-израильскому “Новому Мировому Порядку”.
Насколько оправдан такой выбор, стоило ли ради него уничтожать великую Советскую державу - покажет время. Но в нем, наверное, навсегда памятником и символом прошлого останется девятипудовый канцлер Коль, один из героев романа России с Германией.
Владимир ВИННИКОВ
Георгий Семенов СОЛДАТЫ ПАМЯТИ
Под липами перед “Белым домом” - мемориал. Поминальные кресты, часовенка. Стелла с фотографиями убитых в том октябре. Воссозданная часть баррикады. Огромные полотнища флагов, под какими сражались защитники той, народной, Конституции.
По сути, это идеологический цех, работающий круглосуточно. Десятки тысяч людей, как-то не хочется говорить посетителей, прошли сквозь этот мемориал за пять лет. Здесь им открывали глаза на происшедшее. Тем же шахтерам, поселившимся нынче летом в палаточном городке возле мемориала. “А мы-то думали, что тогда только три человека погибло!” Поначалу они путали события 1991 и 1993 годов. Потом все поняли. И без преувеличения можно сказать, что львиная доля их упорства состоит из энергии этого мемориала, стоящего на земле, пропитанной кровью жертв восстания.
“Вахта памяти” - так называют себя несколько стойких бойцов, оставшихся тогда, в 1993 году, в живых. Они возвели эту идейную, духовную баррикаду на месте сметенных танками и пять лет не покидают ее.
Художник Андрей Подшивалов, чья выставка на днях открывается в Думе, - лидер этой группы, с восхищеньем рассказывает о своих друзьях.
Об Анне Александровне Ермаковой говорит как о человеке, который бы мог стать великолепным прототипом для создания монументального образа са-мопожертвования ради России. Она, вместе с тем, обаятельная, деликатная и терпеливая. У нее большая семья, много внуков. Так что не от одиночества она едва ли не каждый день приходит сюда.
Другой “солдат памяти” - Виталик. Скромняга. Не захотел даже называть свою фамилию. Он - настоящий трудоголик. Его рабочей хваткой изумляет-ся Андрей Подшивалов. Сколько Виталик перевернул тут земли, бетона, арматуры!
Или Зинаида Константиновна Иванова. Фронтовичка. Бывший снайпер. Неунывающая певунья. Еще скромная, немногословная Валентина Павловна Александрова. И многие другие - настоящие герои сопротивления, баррикадники, окопники. Солдаты армии спасения России.
Вечер. Белым мрамором сияют в синем небе подсвеченные прожекторами башни сталинской высотки на Площади Восстания. Шумит на ветерке бумажными, увядшими листьями липа над моей головой. Я иду по мемориалу не в силах сдержать горьких вздохов. Спазм подступает к горлу, когда останавливаюсь у воссозданной баррикады. Вот они - куски асфальта, булыжники, сложенные горкой, как ядра у Царь-пушки. Прутья арматуры, балки и брусья. Несколько термосов. Котелок над костровищем. Алюминиевая ложка.
Я наклоняюсь, поднимаю с земли эту сплющенную погнутую ложку, вдавленную гусеницей танка в тротуар. Ее выковырнули из асфальта “хранители музея”. На ней - остатки вара, царапины. Я кручу ее в руках, рассматриваю, и сквозь наплывающую пелену вижу “всю ее жизнь”.
Вот новенькую, только что отштампованную на заводе в букете с другими вынесла ее из мойки в зал рабочей столовой крикливая судомойка, пусть будет Верка - работала в ту пору такая на Зацепе, рядом с моей холостяцкой квартирой.
На ходу она стряхнула с этой ложки воду и сунула веселком вниз в ячейку возле кассирши. Первый вытащил и положил ее на поднос шофер самосвала, возивший бетон на стройку, сорокалетний мужик - лимитчик со щербинкой на верхнем резце. После мойки ее вполне могла облюбовать старуха с пласт-массовой челюстью на присосках, столовавшаяся по карточкам для нищих. Опять бросок в кипяток, и уже худой бледнолицый студент со сплошь плом-бированными коренными наворачивал ею и щи, и кашу, и макароны. Вымытая, сполоснутая, она неохотно нырнула затем в рот ожидавшего места в го-родской больнице крестьянина из Подмосковья с желтыми, изъеденными никотином зубами. Перед закрытием столовой и я скоблил ею тарелку.
Погас свет в зале, утихла вентиляция. Верка с уборщицей вдоволь накричались о нищенском заработке, заглазно разнесли в пух и прах вороватую директрису. Старые тусклые ложки вповалку лежали на подносе и не обращали внимания на бабьи голоса, а эта новенькая слушала в полное ухо, вылезши на самый край кучи. Ее, такую свежую, такую непорочную, и выхватила Верка перед тем, как погасить свет, и, ругая обвальную приватизацию, сунула себе в сумку.