…Опять аэропорт и рейс Белград-Москва. Опять Ту-154. В понедельник было сообщено, что бомбежка не состоится. Сегодня пятница. Входим в салон самолета — с десяток человек, пусто. Значит, люди, в которых я видел комбатов, когда летел с Белград, не клюнули на крючок натовцев, значит, не поверили в миротворчество НАТО, остались, готовы... И мне было радостно, что у нас появилась бдительность, что у нас снова возникло боевое братство.
книги
Караджич и Младич ушли в подполье, но они не молчат.
Свидетельство их борьбы — эти новые книги
ПРОТИВ ОБЩЕГО ВРАГА
В Косово пропали два сербских журналиста: Небойша Радошевич и Владимир Добричич, оба из Белградского ТАНЮГ, оба — постоянные корреспонденты ТАНЮГ в Косово, одним словом — фронтовые корреспонденты. Небойша Радович — писал, Владимир Добричич — снимал на фото. С Небойшей Радошевичем я встречался в прошлый приезд, брал его в свою машину для поездки в деревни на границе с Албанией, где были обнаружены массовые захоронения убитых косовскими бандитами мирных деревенских сербов. Мы говорили с ним о том, как бороться нам, русским, и им, сербам, вместе против общего врага, строили планы о создании совместного антитеррористического штаба, как с помощью этого общего штаба можно будет противостоять против терроризма, экстремизма, сепаратизма, перекрыть каналы доставки в наши страны наркотиков, оружия, фальшивых денег. Обо всем этом, о нашей беседе он потом написал большую статью.
Это правда: стремление к единству сербов и русских сегодня наказуемо. Сегодня за это убивают в прямом и переносном смысле. Но идея единения, единства русских и сербов — это идея не только одного Радовича или Филатова, это идея всех русских и всех сербов, а значит, она бессмертна, убить её невозможно. Я не пишу некролога, потому что очень верю, что Небойша и Владимир живы и вырвутся еще на волю. Я пишу добрые слова в адрес всех русских и сербских журналистов, которые сегодня погибают за национальные идеи. Фронт национальной журналистики сегодня — самый опасный фронт. Здесь стреляют и подрывают, здесь пытают и шельмуют, здесь обливают грязью и затыкают глотку.
Я уверен, что, находясь в бандитских застенках, сербские журналисты Небойша Радошевич и Владимир Добричич чувствуют нашу, русскую, солидарность с ними, и чем быстрее наступит время Союза сербов и русских в одно единое целое, тем в большей безопасности будут жить наши народы.
Станислав Золотцев СПАСЕНИЕ НА КРОВИ
ОДНИМ из самых сильных и светлых (хотя поистине со слезами на глазах) потрясений года стал для меня тот летний час, что я провел под сводами храма Воскресения Христова в городе на Неве. Надо ж такому случиться! — столько раз в студенческой и заводской юности своей, прожитой в Ленинграде 60-х, и позже, приезжая туда, видел это дивное культовое строение снаружи, столько раз любовался многоцветьем его куполов, при виде которых сразу вспоминается московский Покровский собор (храм Василия Блаженного), а вот внутри его оказался недавно.
Сей храм был поставлен на месте убийства террористами-народовольцами царя Александра II произошедшего 1 марта 1881 года, и каждый историк знает: не пролейся кровь Освободителя на брусчатку набережной канала (сохраняемую внутри и поныне), — вся история России могла бы стать в ХХ веке совсем иной. И построенный за 20 лет, он был при освящении своем тут же наречен в народе именем, по коему известен всем и поныне — храм Спаса-на-Крови. Ибо освятили его летом 1907 года, в праздничный день Преображения Господня — в Яблочный Спас…
Спас-на-Крови, столь празднично выглядевший снаружи и внутри, словно бы нес в судьбе своей печальный "генетический код", явленный трагической причиной его происхождения, — никогда не бывший церковью для ежедневно-обыденных и праздничных богослужений (в нем лишь свершались каждодневные поминальные службы по убиенному императору), он был закрыт в 30-х годах и более полувека простоял закрытым. Пожалуй, это самый "опальный" из всех питерских православных храмов. Нависающий над каналом Грибоедова (Екатерининским) своим столь не "петербургским", стилизованным под "русскую старину" обликом, он даже не упоминался в большинстве путеводителей советского времени. Автору этих строк довелось в 60-е годы поработать в Ленинграде интуристовским гидом, и, помнится, в экскурсоводческих текстах Спас-на-Крови либо вообще не присутствовал, либо (в случае вопросов, почти неизбежных при виде столь впечатляющего здания) рекомендовалось вкратце отделываться следующими пояснениями: мол, церковь не имеет большого и самостоятельного зодческо-художественного значения и эстетической ценности, будучи всего лишь неудачной "подделкой" под произведения древнерусской архитектуры. И прочую чушь обязаны были нести гиды и экскурсоводы, стыдливо отводя глаза от ярчайших куполов этого дивного строения… А народ — обожал и почитал его; даже люди, далекие от любви к былой монархии (порой и мало что знавшие о давнем цареубийстве), а то и вовсе от религии далекие — именно сюда приходили со своими тайными молениями, к решетке, окружавшей Спас-на-Крови. Свидетельствую: особенно популярен сей храм был — и остается — среди студенчества в дни сессий (разве что часовня Блаженной Ксении может соперничать с ним по числу молитвенных записок); но как-то раз, поутру оказавшись у храмовой ограды, я увидел прилепленную к ней бумажку с таким текстом: "Господи! Вразуми Свету, чтоб она полюбила меня!"…