Понимание этой расистской нетерпимости доходит даже до тех, кто в одной властной “демократической” связке с русофобами. В романе вроде бы дружеская встреча министра обороны с Бернером в бане (так колоритно описанная) взрывается поразившей банкира силой ненависти к нему “силовика” как к грабителю России. Любопытно, что, видя нерасположение автора к своему герою-министру (а, вероятнее всего, и к его возможному прототипу), в то же время дивишься живому интересу писателя к этому типу как предмету художественности (объясняемому, думается, симпатией его вообще к характеру военного человека с боевым опытом). Так, газетный “Пашка-мерседес” обрастает плотью зримого, хотя и явно шаржированного образа, чем-то и оригинального. Чего не скажешь о Бернере, финансовое владычество которого (даже Сорос назвал таких березовских-бернеров бандитами) никак не может смыть неизбывной местечковости (употребляя его собственное слово) с данной персоны. Впрочем, не отделываясь единственно “адекватными” в данном случае сатирическими средствами, автор дает типологический портрет подобного явления. Как один из тех “избранных”, о ком Христос сказал: “Ваш отец — дьявол”, этот банкир отмечен таким родовым клеймом, как похоть во всем — в жажде денег, богатства, власти, сластолюбия и т. д. Перемежая эпизоды с участием то русского офицера Кудрявцева, сражающегося за целостность России, то одержимого жаждой закабаления ее банкира Бернера, повествование образует ту картину нынешней нашей действительности, когда борьба принимает универсальный смысл вплоть до духовно-вселенского.
Художнический лазер прожигает ненавистные мишени из окружения банкира, за которыми угадываются реальные лица.
Поразителен этот почти неуловимо переданный переход от обольстительной приветливости, с которой встречают чеченцы за новогодним столом русских солдат, к выпаду головорезов.
Рука Кудрявцева судорожно сжимает автомат, когда он видит движущихся к дому женщин, прикрывающих собой боевиков. Эти женщины напоминают ему тех недавних чеченок у новогоднего стола, которые с улыбкой угощали их, зная, какая кровавая расправа готовится с ними. Он готов “резать огнем” толпу, но тут женщины, видно, родственницы убитого, начали голосить, и Кудрявцев вспомнил, как хоронили отца. “Нечто схожее, не по звукам, а по тоске... испытал Кудрявцев, слушая бабий чеченский вопль”. Ярость сменилась “бессилием и непониманием”.
Как совместить воинский, гражданский долг с тем, что так характерно для русского человека, — с его верой, порою просто интуитивной, бессознательной. Великий полководец Суворов, человек благочестивейший, глубоко религиозный, учил солдат: “Сегодня молиться, завтра — поститься, послезавтра — победа или смерть”. И это единство православного духа и патриотического действия дает о себе знать и в жизни, и в романе.
Чуткий слух нашего современника коснулся некоего всеведения, но не обессиливающего, а наоборот, придающего силу, открывающего перспективу борьбы.
Юрий Козлов КОРАБЛЬ, КОТОРЫЙ НЕ ТОНЕТ
Роман Александра Проханова “Чеченский блюз” — не просто “военный” роман, но роман “сознания”, а именно русского сознания, мучительно, непоследовательно, рывками пытающегося осмыслить происходящее на исходе ХХ века со страной и живущими в ней людьми.
Мне уже приходилось писать о том, что новая российская реальность, если принять ее за некое уравнение, не решаема с помощью имеющегося в распоряжении писателя обычного художественного “инструментария”. “Чеченский блюз” — счастливое исключение из этого правила. Решение рождается из правды. Правда сама расставляет все по своим местам, выступает в роли организующей и структурирующей силы, даже не столько литературного текста романа, сколько “живой жизни”, отражаемой в романе, как в зеркале.
Есть литературные произведения, умышленно разбивающие это зеркало, ранящие осколками душу читателя. Собственно, на перманентное “разбитие” зеркала ориентирована вся информационная политика в современной России. “Чеченский блюз” — это попытка пробиться сквозь слои пыли к истинному отражению.
Попытка удачная благодаря точно угаданному конфликту двух характеров — офицера Кудрявцева и банкира Бернера. Смертельное противостояние этих двух (знаковых для судьбы России) характеров — и есть главная драма, трагедия конца тысячелетия. Чеченская война в данном случае явилась одним из немногих ее проявлений, той самой верхушкой айсберга, подводная часть которого пропорола вдоль ватерлинии “Титаник” — Россию.
То, что происходит в России сейчас, — это безмерное усиление мира Бернера и безмерное же ослабление мира Кудрявцева. И Александр Проханов объясняет причины усиления одного мира и ослабления другого. Бернер — человек нового, “революционного”, содержания, которое он “закачивает” в прежние опустевшие формы. Кудрявцев же — человек традиции, “формы”, офицер, выполняющий приказы, даже несмотря на их видимую абсурдность, человек, готовый отдать жизнь за такие несуществующие для представителей другого мира понятия, как честь, достоинство, любовь к Родине.
Однако суть романа — в разрешении вечного вопроса о том, что же первично: долг, ответственность, форма, “держащая” страну, то есть государственное сознание, — или воля, во имя своих интересов разрушающая государство, а вместе с ним миллионы жизней “малых сих”, воля, отрицающая любые препятствующие ей формы.
В принципе это конфликт кануна Второго Пришествия. Особенность российской ситуации в том, что идет “невидимая миру” борьба изнемогающего народа и, так сказать, “коллективного Антихриста”. Но есть все основания предполагать, что от того, как разрешится это противостояние, во многом зависит судьба человеческой цивилизации. И в этом смысле роман Александра Проханова “Чеченский блюз” — фронтовая песня, пробуждающая во всех сражающихся на стороне правды, сочувствующих правде, знающих правду (а ее по большому счету сейчас знают все) мужество и веру.
трубы касафлекс по оптимальным ценам в Москве.
Станислав Куняев ПУТЬ НАДЕЖДЫ
Я взял этот роман в руки посреди бессонной летней ночи. Прочитал первую страницу, вторую, а когда закрыл последнюю, то за окном уже сияло солнце и пели птахи.
На мой взгляд, — это блистательное произведение о нашем времени. Подлость и героизм, самоотверженность и коварство возведены в романе в метафоры, которые одеты в плоть человеческую. Проханов властно и талантливо изобразил нам пути надежды, спасения и победы. Его дом в центре Грозного — это и батарея капитана Тушина, и дом Павлова, и Брестская крепость... Другой дом, как символ современной жизни, — дом банкира, где жрут, совокупляются, швыряются нефтяными деньгами, заказывают убийства. Два этих дома одновременно не могут долго стоять на русской земле. Один из них должен рухнуть. Капитан отстоял свой дом — значит, наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами! Роман просится, чтобы его экранизировать. Где Михалков? Где Бурляев? Где Гостюхин? Вот он, ваш шанс!..