Станиславом Куняевым
Вячеслав МОРОЗОВ. Станислав Юрьевич, журнал “Наш современник”, который вы возглавляете уже девять лет,— это прямой литературный “потомок” пушкинского “Современника”. В преддверии двухсотлетнего юбилея А. С. Пушкина уместным будет вопрос: насколько свято чтутся пушкинские традиции в журнале? И еще: соответствует ли, на ваш взгляд, название журнала его литературно-публицистическому наполнению?
Станислав КУНЯЕВ. Самая главная традиция, которую сохраняет журнал “Наш современник”, как это ни парадоксально будет звучать, заключается в сохранении журнала. Сегодня, чтобы соответствовать пушкинской традиции, надо сделать прежде всего все, чтобы журнал попросту выжил.
В результате преступного кризиса в стране обнищавшего читателя и умирающих библиотек литературная журнальная жизнь с нового года может если не изгаснуть, то превратиться в малозаметный тоненький ручеек. А между прочим, журнальная жизнь в России никогда не была явлением культуры второстепенным. Все крупнейшие произведения русской классики XIX века, обретшие мировую славу, рождены в литературных журналах. В сущности, классическую русскую литературу прошлого века создали два журнала — “Современник” и “Отечественные записки”. И в наше время журнальная жизнь является основой существования всей русской литературы. Почему так? Отвечу. Сейчас издается много книг в провинции. Тиражи их мизерные, но и этот мизерный тираж порой не распродается и, как правило, не покидает границ своей области. Благодаря “реформам” остановлены не только финансовые кровопотоки, но и книжные. Причем книжные — значительно раньше.
В. М. И старая шутка “широко известный в узких кругах” сделалась горькой реалией для талантливых литераторов из провинции.
С. К. Вот именно. Дальше родного плетня их книги не расходятся. Моя книга о Сергее Есенине была издана тремя тиражами — 30 тысяч экземпляров, это много по нынешнем временам, на запад дальше Смоленской области не ушла, на юг — дальше Воронежской, за Урал так и не “перевалила”, а разошлась в областях, прилегающих к Московской области. Однако перед тем, как выйти в серии “ЖЗЛ”, эта книга печаталась в общероссийском журнале “Наш современник”, получив тьму читательских отзывов. Благодаря крупным библиотекам Читы, Хабаровска, Иркутска, Красноярска, Краснодара, Вологды, ее прочли и там. По письмам наших читателей мы знаем, что журнал читают от корки до корки. Бывает, подписываются в складчину и читают по очереди. Выезжая в регионы, мы заходим в библиотеки и интересуемся, какой спрос на “Наш современник”. В среднем — это 10-15 выдач в год. Умножим эту цифру на 13 тысяч (тираж журнала).
В. М. И получим результат — около 100 тысяч читателей, о котором не может и мечтать писатель, издавший свою книгу хоть в Москве, хоть в Магадане.
С. К. Об этом и речь. Существование налаженного спроса на журнал уже как бы предопределило, что роман Проханова, повесть Белова, рассказ Распутина, исторические размышления Кожинова прочтут как минимум сто тысяч человек. И это подтверждает мою мысль, что главная жизнь литературы — в журнале.
Великое наше достижение за годы “перестройки”, что при всеобщем разрушении мы сумели сохранить эту естественную культурную монополию, которая простирается “от Москвы до самых до окраин”, и тонкую светящуюся пленку той духовной энергии, которая объединяет наш народ, наших читателей с писателями в одно целое — то, что называется русской душой, русским менталитетом или даже больше, — русским народом, русской культурой.
В. М. Станислав Юрьевич, внимательный подписчик, читатель вашего журнала, вероятно, отметил некую закономерность, что многие известные писатели свои последние, так сказать, итоговые произведения принесли в “Наш современник”, хотя любой другой литературный журнал почел бы за честь иметь с ними дело и наверняка отблагодарил бы их более высоким гонораром — соблазн немалый для нищего русского писателя. Но именно в “Наш современник” отдали свои предсмертные творения Владимир Солоухин, Леонид Леонов, Иван Васильев, Борис Можаев...
С. К. Да, вы правы. При всех противоречиях их мышления, при всем несовпадении их представлений о сегодняшнем дне России, политическом ее устройстве, о взгляде на крестьянство, на коллективизацию, на сталинскую эпоху — у того же Солоухина и Можаева. Иван Васильев, например, не приняв некоторые наши публикации 1991-1992 годов, даже вышел из состава редколлегии. Но мы обязаны быть исторически широким журналом. Главный наш критерий при отборе произведений — автор талантлив и искренне любит Россию. А коммунист ли он, социал-демократ, монархист — дело уже второстепенное. Так вот, Иван Васильев за две недели до кончины послал в журнал свою последнюю работу — “Крестьянский сын” с письмом-просьбой опубликовать. Роман “Изгои” Борис Можаев писал несколько лет, отдал ему последние силы, то же можно сказать о мемуарах Солоухина “Чаша”. Леонид Максимович Леонов — это отдельный разговор — писатель, прошедший в ногу с ХХ веком, классик советского периода, начинавший с такими людьми, как Всеволод Иванов, Сергей Есенин, Вячеслав Шишков, Владимир Маяковский, Максим Горький, он наравне с ними вошел в русскую литературу. То, что он именно нам предложил свой роман-наваждение (его определение) “Пирамида”, по сути — свое завещание, это дорогого стоит! Значит, широта наша и наша литературная и патриотическая позиция были замечены и оценены патриархом литературы. Мы никогда не декларировали своих взглядов, наша позиция была выстрадана нами и реализована на страницах журнала. Это и привлекло к нему талантливых авторов самой различной политической и общественной ориентации.