Я помню часы “Победа” в стальном продолговатом корпусе. Похоже, я их запомнил еще в животе у мамы. Потом часы украл бывший обкомовский слесарь, но это уже другая история.
Двадцать лет спустя в 1968 году я стал свидетелем другой силы отца. На провале его докторской диссертации в ИМЛИ. Тайным голосованием, после блестящей защиты, при абсолютной поддержке официальных оппонентов. Позже выяснилось, что тайной указки из ЦК было достаточно, чтобы наша нравственно-дряблая научная элита послушно задрала кверху свои “белые” лапки. Среди них своего Куницына — не было.
Помню сам этот миг после объявления “смертельного” приговора. Помню эти вытянувшиеся секунды и молчаливый шок в зале. А сюда пришел почти весь цвет московской художественной интеллигенции. Я уверен, что ИМЛИ ни до, ни после этого позорного дня более не собирал такой публики в своих стенах. Тоже ведь уникальный случай — прийти к бывшему, лишенному власти чиновнику на защиту какой-то диссертации. Конечно, это был жест бескорыстного человеческого уважения и дружбы.
Отец очнулся первым. Он встал и пошел по проходу. И он улыбался. Он подбадривал растерявшихся гостей и всем повторял одно: “Банкет не отменяется. Все идем на банкет. Друзья, за мной”. Как мне забыть эту улыбку? Я горжусь ею, как фамильным дворянским гербом гордится иной. В отцовской улыбке тогда я увидел его гордое мужество, отвагу, свободу и силу.
Долгое еще время по Москве ходили слухи о банкете, который закатил Георгий Куницын в Центральном Доме литераторов в честь своей незащищенной диссертации. Он обратил свое временное поражение в вечную для меня победу. Вечную, потому что было так, как было. И не иначе.
Да, мне нравится, что никто и ничто не могло согнуть его, заставить отступить, поступиться той гордой внутренней свободой, которую он носил в себе. Его не брала и водка. Если он приходил домой, напевая: “А я сам, а я сам, я не верю чудесам...”, и шел до кровати по стеночке, добродушно посмеиваясь над собой, значит, в эту минуту все его собутыльники без исключения уже спали под столами мертвецким сном. Я не видел человека, способного его перепить. Ни разу. И переспорить — тоже.
И все-таки настал тот миг, когда его могучие часы с боем остановила неведомая сила, а вместо них перевернула маленькие песочные часы.
И жизнь его с метафизической быстротой стала убывать вслед за песчинками, забирая его силу, мощь, энергию, страсть, истаивая тело.
Я отчетливо помню, как упала последняя. За день до смерти мы почему-то собрались около него все вместе: мама, четверо сыновей, наши жены и его верные ученики. Он был уже не первый день без сознания. И вдруг, именно тогда, когда все сгрудились вокруг, ресницы дрогнули, отец открыл свои все еще светло-синие глаза и внимательно посмотрел на каждого.
Какой это был кроткий, тихий и озаренный внутренним светом взгляд! Будто бы все-все уже улеглось в душе и остался лишь этот нежный свет, предназначенный уже только для него, и коснувшийся нас его успокаивающим, последним усилием. Отец улыбнулся и тихо ушел в свой свет.
Я понял, что он простился с нами. Простился навсегда и простил. Но меня потрясла его улыбка. Так же загадочно улыбаются младенцы. И так же внимательно, словно узнавая, взглядываются в родные лица. Говорят, что они еще ничего не видят и ничего не понимают. Но откуда нам знать это о них, всплывающих, как корабли из таинственной глубины? Мой отец, проживший свой век на пределе, в борьбе и страданиях, ушел в глубину с улыбкой и взглядом младенца, с глазами, светящимися спокойствием и любовью. Ушел к тем, кого сам называл Молчащим Большинством.
Отец, ты замкнул в моем сознании и этот великий круг.
На снимке: Георгий Иванович КУНИЦЫН
Фото А. КРИВОМАЗОВА
Недорогая мебель для баров, столы для кафе по выгодным ценам
Виктор Смирнов ПУТЬ ЗЕМНОЙ
Empty data received from address [ http://zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/98/263/73.html ].
Михаил Ямбаев ЖИВЕТ ЛИ СОЛНЦЕ?
Тот, кому посвящена эта статья, когда-то сочинил песню, в которой есть такие строки: “...Никто не хочет быть убит упавшим вдруг балконом, но очень любит морду бить прохожим и знакомым. Лучше по уши влезть в дерьмо, я хочу быть любим, но не вами. Лучше по уши влезть в дерьмо, но не нравиться вам, ибо нравиться вам мне противно”.