... Рука багдадского мальчика вдруг оказалась кистью мертвого Пуго — она шевелилась и была живая, а остальное тело осталось мертвым и глядело на Гришу и сквозь него. “Вам не присвоят маршала! — крикнул ему Гриша, — никогда, ни за что! Вам не за что!”
Пуго исчез, но продолжал оставаться где-то рядом. Потянуло гарью, то ли от Дома Советов, то ли это горели трупы в танках на улицах Грозного. Чеченцы предлагали чью-то обгорелую кисть, но он не взял. Над всем этим маячила чья-то гигантская тень, и к ней следовало тянуться. Тень прорисовалась точнее, заслонив собой все, даже голубую луну, освещавшую развалины сгоревших городов и зданий. Это был он — в знакомой треуголке и застегнутом наглухо сюртуке — Император! Император приблизился, но глянул на Гришу быстро и с презрением. Гриша хотел что-то возразить, услышал свой голос и почувствовал себя в своей спальне. Он проснулся.
За окном выпал снег. Календарь показывал 32-е число. Заместитель по партии еще посапывал рядом. На столике лежало приглашение в Спасо-Хаус...
Святополк ГУТМАН
(обратно)Александр Бородай ГРУППИРОВКА ( репортаж из частей российской армии, дислоцированных на северном кавказе )
ПОДАРОЧКИ
Редкая цепочка солдат закидывала разнокалиберные картонные коробки в неглубокое чрево военно-транспортного “Ан-26”, готовящегося отправиться с заснеженного Чкаловска в Моздок. Этот небольшой североосетинский городок благодаря расположенному вблизи стратегическому аэродрому известен, наверное, каждому кадровому военному в стране. В Моздоке еще с 1994 года расположен штаб объединенной группировки федеральных сил на Cеверном Кавказе.
В коробках заботливое МВД посылает своим солдатам подарки — по идее каждый охраняющий административную границу Чечни военнослужащий внутренних войск должен под Новый год получить “набор из тринадцати наименований”. “Все сугубо практические предметы — мыльно-рыльные, всякие там щетки зубные, лезвия”, — сообщает сопровождающий груз подполковник. Однако к самолету привезли только чуть больше трех тысяч “подарочков”, а в группировке на сегодняшний день насчитывается значительно больше десяти тысяч вэвэшников. Один из офицеров объясняет, что этот самолет будет последним из отправленных в группировку до Нового года. Большегрузные “Илы” туда уже почти не летают, потому что требуют слишком много топлива, а из базирующихся в Еромлине “Анов”, только этот и может считаться относительно исправным.
Кроме коробок, в крохотный самолет пыхтящие от натуги солдаты впихивают моторы, необходимые для быстро изнашивающихся на трудных дорогах предкавказья автомашин. И уж потом летчики с трудом размещают пассажиров. Забитый до отказа “Ан” с трудом отрывается от подмосковной земли.
Промежуточная посадка в Ростове. Здесь тепло — выше нуля и ветрено, рыхлый снег тает под ярким солнцем. Молодой бортинженер пасует перед напором группы военных, пытающихся любыми средствами проникнуть в самолет, и их вынужден ссаживать сам командир экипажа. Он беззлобно и привычно кричит на рыжеусого офицера, пытавшегося спрятаться за наши спины : “Товарищ полковник, вы понимаете, самолет не резиновый, я вижу, что у вас никакого груза, но вы сами сто кило весите...” Взяв на борт только четверых из двух десятков желающих, наш дребезжащий воздушный корабль с трудом поднимается к небу.
В Моздоке обычная для этих мест зимняя погода. Густой, влажный туман стелится над самой землей. Наш самолет долго и неуверенно кружит над аэродромом, и когда наконец садится, то кажется, с облегчением вздыхают не только пассажиры, но и сами летчики.
Уходящие вдаль, сколько хватает глаза, широкие бетонные полосы аэродрома производят неожиданное впечатление заброшенности. Где-то с краю приютились несколько Ми-8, над ними темной тенью нависает одинокая “корова” — большой транспортный вертолет Ми-26.
Мне вспомнилось, как выглядел этот аэродром зимой 1995 года в самом начале войны. Тогда здесь не было столько бетона, все пространство вокруг состояло из непролазной, глубокой и клейкой грязи. Прямо в этой грязи стояли сотни палаток, густо чадили трубы самодельных печей, валялись груды снаряжения, боеприпасов, медикаментов, у самой полосы выстроились штабеля авиабомб. Здесь на аэродроме кипели людские водовороты, смешивались потоки тех, кто еще только отправлялся на войну в Грозный, и тех, кто покидал ее, иногда на носилках или в блестящем синтетическом мешке. На взлетных полосах гигантские транспортные самолеты соседствовали с миниатюрными вертолетами, часто с утробным ревом устремлялись в низкое небо истребители и штурмовики, над самой землей проносились хищные силуэты “крокодилов” — боевых вертолетов Ми-24. Тогда на этой земле тысячи людей прощались навсегда, тысячи знакомились и заводили друзей, грустили и радовались. Казалось, все пространство военной базы содрогается от накала эмоций. Сейчас здесь тихо и спокойно — аэродром кажется огромным надгробием уже отшумевшей войны.