И каждый раз я вижу величие замысла с весьма оригинальной и нетривиальной попыткой его исполнения.
Вот и публикуемая сейчас первая книга о великом трагическом русском поэте конца ХХ века Юрии Кузнецове наверняка вызовет интерес в литературном мире. Это опять не просто воспоминания Станислава Куняева о своем давнем друге, а неожиданные, спорные, отнюдь не фимиамные размышления о большом и сложном, неординарном поэте. Я прочитал книгу залпом. Все-таки блестящая публицистика у Куняева. Прежде всего в памяти сразу возник образ живого Поликарпыча. Не некий памятник или поминальная молитва, не житие мученика, а весь он, сотканный самой эпохой из противоречий. И прекрасно, что Куняев эти его противоречия не скрывает - они не роняют честь и значение поэта, но помогают лепить живой образ. Был же у Юрия Кузнецова и свой "морок", свои демонические погружения, чем он мне всегда напоминал моего любимого Михаила Лермонтова. Советую всем ценителям русской поэзии прочитать эту новую книгу Куняева. Это не просто воспоминания давнего приятеля, не просто мемуары - это попытка всерьез понять путь великого поэта. Попытка явно удалась.
К тому же, кроме яркого образа русского поэта Юрия Кузнецова, поневоле возникает неразрывно связанный с Кузнецовым образ самого журнала "Наш современник". Надо признать, что, не будь этого журнала в его куняевской версии, страшно даже подумать: сумела бы Россия достойно оценить великий дар поэта еще при его жизни. Только Станислав Куняев, тонко чувствующий поэтический гений своего друга, сумел без лишней ревности и без ненужного обожествления создать воистину живой образ последнего национального поэта России ХХ века. Это его памятник другу.
Очень верно о нем сказал мой друг Александр Проханов: "Куняев - мессианский человек. Он - весталка, охраняющая священный огонь Победы сорок пятого года, этой грандиозной вспышки, осветившей всё мироздание, озарившей пути человечества на сотни веков вперёд. В этом грандиозном тигле, среди непомерных температур и давлений, возник драгоценный слиток русского и советского. Советское предстало как продолжение неиссякаемого русского. Белые и красные энергии, доселе враждовавшие и сражавшиеся, теперь, окроплённые кровью, предстали как нераздельные. Победа сковала разорванную цепь времён. Победа одухотворила небывалую культуру, в которой русское чаяние рая, одоление зла, русское, страстное до безумия, взыскание справедливости получило прямой выход в космос. Православно-религиозное и советско-космическое обнаружили своё глубинное сходство.
В Куняеве, в его любящем, мятежном, ищущем сердце произошёл этот потрясающий синтез, и он несёт в себе это чудо по сей день, сберегая его среди всех бед и напастей. Он всю жизнь сражался с той могучей и страшной силой, которая напала на Россию в начале века и стремилась превратить её в красную Иудею
Наши товарищи исчезали один за другим. Одни умирали в борьбе от разрыва души и сердца, другие утомлялись и гасли, покидая сраженье, третьи, и их было немного, перебегали к врагу. Ты шёл упрямо, оставаясь почти в одиночестве, перебредая чёрное слепое болото, держа над головой простой деревенский фонарь. За тобой шёл народ, шла паства, ступая туда, где в липкое месиво опускалась твоя нога. Ты вёл свой народ через чёрную пустыню девяностых. Ты, русский Моисей, выводил свой народ из жестокого плена, где осквернялись русские святые хоругви, забрасывалась грязью рубиновая звезда Победы, где клубились нетопыри и драконы, жалили и язвили тебя"
И это были слова не о писателе и поэте Станиславе Куняеве, а о хранителе священного огня русской национальной литературы и культуры, именно - о редакторе "Нашего современника".
Битва за историю
Владимир Карпец
3 июля 2014 0
Политика
Накануне войны с Наполеоном, в 1811 году, Н. М. Карамзин писал: "Если бы Александр, вдохновленный великодушной ненавистью к злоупотреблениям самодержавия, взял перо для подписания себе иных законов, кроме Божиих и совести, то истинный гражданин Российской державы дерзнул бы остановить Его руку и сказать: Государь, ты преступаешь границы своей власти. Наученная долговременными бедствиями, Россия, пред святым алтарем, вручила Самодержавие Твоему предку и требовала, да управляет ею верховно, нераздельно. Сей завет есть основной твоей власти: иной не имеешь. Можешь все, но не можешь законно ограничить ее".