Имам назвал нашу революцию взрывом света. Народ совершил религиозную революцию, ибо религия дает благоденствие обществу. Мы верим в то, что если кто-то построил дом, автомобиль, самолет или еще что нибудь сделал для людей, если политик что-то сделал для увеличения благосостояния своего народа,- они получат вознаграждение на том свете. Но, чтобы остановить нашу революцию, нам навязали восьмилетнюю войну. Это было вопреки нашей политике, мы всегда исходили из идей разрядки, мирного существования, невмешательства во внутренние дела других стран, а также признания прав других государств. Но наших соседей пугали "исламской экспансией". Не будем называть стран и правителей, но Аллах уже достаточно наказал их за неверие своему народу. А наша революция была народной и была базирована на настоящих основах ислама. И поэтому мы должны осуществить исламские указания в обществе. Все те лозунги, которые вы слышите из наших уст, — основаны на принципах нашей религии. То, что мы говорим о политике, это исламская политика: невмешательство во внутренние дела других государств, сохранение территориальной целостности всех стран, братство и взаимная помощь. Такова наша политика с первых дней исламской революции. Но твой дом ты доложен защищать от нападения, это уже обязанность любого мусульманина, защищать свою семью, свой дом. В течение многих лет, когда на нас нападали с разных сторон, мы защищали свою Родину без всякой заграничной помощи. То есть после революции прошло 20 лет, а у нас была возможность работать, улучшать свое благосостояние только восемь лет. Еще восемь лет у нас была война, неразбериха после революции. Но когда произошла революция, население Ирана насчитывало 37 миллионов, сейчас — 60. До 2000 года у нас будет 90, если, конечно, прирост населения останется на том же уровне. У нас 30 миллионов молодых людей только, у нас 18 миллионов школьников, полтора миллиона студентов и миллион ежегодно поступает в первый класс. Когда произошла революция, мы производили полтора миллиона тонн пшеницы, сейчас 10 миллионов тонн, несмотря на войны, а в этом году собрали 12 миллионов тонн. Вы знаете, у нас сухая земля, и если дважды выпадет снег зимой в Тегеране, то для нас это праздник. Производство мяса было 140 тысяч тонн, сейчас производим 750 тысяч. 60% нашего населения живет в городах, 40% — в деревне. Сейчас 37 тысяч деревень имеют электричество, воду. Туда уже поступает электроэнергия; телефон, коммуникации и дороги уже строятся. Мы создали 15 тысяч пунктов здравоохранения. В начале революции привозили врачей из других стран, сейчас уже находимся на уровне самообеспечения. Это происходит, несмотря на то, что ущерб от войны составил 200 миллиардов долларов, что мы тратим огромные средства на другие цели. В настоящее время у нас 2 миллиона беженцев только из Ирака. Вы знаете, содержать 2 миллиона, причем очень хороший подход к ним, — требует больших расходов. Даже многие европейские страны плохо относятся к беженцам по этой причине. У нас же самое большое количество беженцев.
Мы создали свое автостроение, выпускаем 9 моделей грузовиков, пикапов и т.д. До революции у нас только 300 миллионов долларов были не связаны с нефтью — это ковры, фрукты, а сейчас получаем уже три с половиной миллиарда долларов. Причем 2 миллиарда — это промышленная продукция. И мы хотим довести эти поступления к 2017 году до 20 миллиардов долларов. Это уже основа, чтобы не зависеть от экспорта нефти. Мы исходим из того, что Бог нам поможет, но надо двигаться и самим, надо работать. И тогда Бог даст нам благодать. Вы знаете, в ракетных технологиях у нас большой прогресс, это имеет только оборонительный характер, развивается нефтехимия, сейчас мы уже экспортируем металлы...
А.П. Господин посол, мы иногда говорим об исламе и об исламском мировом сообществе как о чем-то едином и нераздельном. На деле, по-видимому, существует множество самых разных оттенков и векторов исламской политики. Как бы вы объяснили эти оттенки: от талибов, которые сейчас столь активны в Афганистане, до проамериканской Турции; от джамахирии Каддафи до кавказских ваххабитов? Какое место во всем этом сложном мире занимает сугубо иранский ислам?
М.С. Ислам един, у нас только один Пророк, у нас одна единая Книга — Коран, и наш Бог един со всеми другими Божественными религиями. Это касается и христианства, и иудаизма. Вы, наверное, думали о том, почему три ветви в христианстве? И причем каждое течение говорит, что более правильно? Ислам един, но истолкование ислама каждое течение дает по-своему. Мы верим в подлинный ислам, то есть не агрессивный, оборонительный, признаем права всех государств и народов, выступаем за установление мира и спокойствия во всем мире. Мы говорим, что мы — фундаменталисты. А фундаменталист — тот, кто верит в свои духовные основы и следует им. Я, например, убежден в том, что в исламе женщина занимает самое престижное, самое достойное место, которое не занимает в других религиях. Это касается и многоженства. Вы можете иметь несколько жен, но не сказано, что надо иметь несколько жен. Вы можете иметь несколько жен лишь при соблюдении полной справедливости, а это очень трудно. И поэтому лучше не иметь много жен, и в Коране сказано, что лучше все-таки не иметь. Это очень деликатный вопрос. Ведь мужчина тянется к самой молодой, самой красивой жене, и это несправедливо. В исламе женщина может принимать участие во всех общественных сферах, но надо соблюсти опять те критерии, которые определены. Другой вопрос — это женские права.
А.П. Несколько международных вопросов, господин посол.
М.С. Вы знаете нашу внешнюю политику, которую определил наш духовный лидер Хомейни: пока враги ведут сатанинские действия, мы не должны иметь с ними никаких связей. Я считаю, что это правильно. И в интервью, которые давал наш президент, он никогда не говорил об установлении отношений с Америкой, которая ведет постоянную враждебную политику по всем аспектам в отношении Ирана.
А.П. Отношения между Советским Союзом и Ираном времен имама Хомейни, мягко говоря, были прохладными. Хомейни называл Советский Союз наряду с Америкой в числе главных мировых зол. Как эволюционировали отношения Ирана и России после прекращения советского периода, в каком направлении они движутся теперь, что такое, например, каспийский нефтяной проект в контексте отношений наших двух стран, что такое совместные ядерные проекты, как взаимодействуют наши два оборонных комплекса?
М.С. Мы сразу после победы революции говорили: ни Восток, ни Запад. Причиной тому было вторжение Советских войск в Афганистан, а также поддержка Советским Союзом Ирака, которому все восемь лет войны поставлялось оружие. После вывода Советских войск из Афганистана наши отношения изменились, лидер исламской революции направил свое послание господину Горбачеву. Поездку председателя парламента Ирана в СССР мы считали новой вехой в наших отношениях, и уже тогда решили глобальные вопросы экономического, военно-технического характера, были заключены крупные контракты. После распада Советского Союза с Россией у нас установлены очень хорошие отношения, особенно за последние 4 года, и можно сказать, что они носят долгосрочный стратегический характер. Сейчас мы работаем и по проекту теплоэлектростанции, и по АЭС, наши контракты составляют порядка 5-6 миллиардов долларов. Есть и проектный портфель, который оценивается в несколько десятков миллиардов долларов. Там и подземное водохранилище, и южный нефтяной терминал в Персидском заливе, и ряд других проектов с участием России. У нас будет очень хороший рынок для российского оборудования и товаров. Уже сейчас у нас 60 миллионов населения. У вас тоже большое население — 140 миллионов человек, и я полагаю, что Иран и Россия могут взаимно дополнять друг друга. У нас прекрасная транспортная артерия, уже начало действовать паромное сообщение через Астрахань. Пять лет тому назад наш товарооборот составлял 120 миллионов долларов, а сейчас — 800 миллионов долларов, причем перспективы еще больше: реально довести его до нескольких миллиардов долларов. Укрепляются и другие, кроме экономического, аспекты нашего сотрудничества, причем на взаимовыгодной основе и без вмешательства третьих сил. Это очень важно и ценно для нас.