А.П. И последний вопрос, господин посол. В основе любой культуры лежит глубинная религиозная идея. Различие культур — это отражение различия религий. Как вы осмысливаете возможность взаимодействия русско-православной и ирано-мусульманской культур? Что мы, представители этих двух направлений, можем сделать для развития такого взаимодействия?
М.С. Как я уже отметил, мы исходим из политики мирного сосуществования и взаимного уважения к территориальной целостности государств. Это — основа нашей политики. Россия исходит из тех же принципов по отношению к Ирану. Мы также считаем, что Божественные религии не отрицают друг друга. В нашем государстве живут представители других религиозных течений: армяне, иудаисты, — и вы знаете, что в парламенте Ирана у них есть свои депутаты. Между министерствами юстиции Ирана и России уже подписано соглашение о правовой взаимопомощи нашим гражданам. Да, у нас разные культуры, разные религиозные основы, но мы находим пути соприкосновения.
А.П. Благодарю вас, господин посол, за беседу и надеюсь, что наши встречи будут время от времени повторяться.
Купить блузы Walter Voulaz 3 в Москве.
(обратно)Владимир Гнеушев “...ПРОСЫПАЮСЬ В ЧУЖОЙ СТРАНЕ”
ПИСЬМО ДРУГУ
В АМЕРИКУ
“Просыпаюсь в чужой стране...”
Наум Коржавин, Бостон
Я проснусь, но глаза не открою.
Пусть протянется в полусне
ощущенье, как жизнь, дорогое,
что живу я в родной стране.
Но уходит минута... другая...
Понимаю, что надо вставать.
И встаю, пробужденье ругая,
не желая его принимать.
Телевизор включу. И в душу
лезет мерзость, тоску неся.
Если песни —
нельзя их слушать,
если речи — понять нельзя.
А недобрые эти присловья
так и кружатся вороньем:
не полюбим —
“займемся любовью”,
не родим, а “детей заведем”.
И заводят. Как кислое тесто.
Сам я видел: в просветах листвы
словно ведьма, плясала невеста
в платье, вскинутом до головы.
И звучит не усмешкой увечной,
а позорной чертой бытия:
“Кто еще
не поспал с подвенечной?”
И жених откликается: “Я!”
Паб, Макдоналдс отныне святы,
риверз-дайджест и авеню.
Боже мой!
От ушей до пяток
я не голый уже, а ню.
На помойках дрожат собаки
от беспомощной, злой тоски
наблюдая, как лезут в баки
молчаливые старики.
И на улицах дело в том же:
под скамейками на траве,
словно оползни, преют бомжи,
чуть почесывая в голове.
Да, живу я как будто дома,
но все явственней
чудится мне:
это я, дорогой мой Нема,
просыпаюсь в чужой стране.
НА РАЗВАЛИНАХ
РОССИИ
Этот дом, назначенный на слом,
где недавно рухнули заборы,
поджигают недруги кругом
и разносят в клочья мародеры.
Да, пора, наверное, признать,
что сыны земли своей родные,
разучившись дело понимать,
плохо мы служили для России.
Оттого и мучимся теперь
у несберегаемого крова,
что на сердце глухо от потерь,
пусто от засилия чужого.
И уже, едва-едва дыша,
все еще владеющая нами,
прячется
и плачется душа,
словно опозоренное знамя.
ПОЛОТЕРЫ
В заначки тискают свои
подачки, взятки и презенты,
вчера — генсека холуи,
сегодня — наши президенты.
И на свои народы злы,
они, спеша умножить сборы,
в чужих приемных трут полы.
Не президенты. Полотеры.
А мы? Забыв, как строить дом,
закуску шевеля на блюде,
ругаем власть да водку пьем.
Когда же мы очнемся, люди?
У ОВРАГА
Памяти Ивана Кашпурова
От былой
бойцовской славы
что в итоге остается?
Августовские отавы,
да журавлик у колодца.
Я — как он.
Судьбе в угоду,
хоть скрипя, но все же бодро,
из глубин прохладных воду
достаю в чужие ведра.
Но зато, кузнечик словно,
жадным недругам на зависть,
только ветру бью поклоны,
только небу улыбаюсь.
Да, вот здесь,
в степи былинной,
у глубокого оврага,
что пылает мокрой глиной,
умерла моя отвага.
Был я жестким и жестоким,
но смиренней стал с годами.
Ухожу от всякой склоки,
не посмею сесть при даме.
Не толкну и не озлоблюсь.
За рублем не поспевая,