Бондарев написал пьесу о событиях 93-го года. Мы видели его на балконе Дома Советов, по которому через несколько дней стреляли танки. Бондарев знает, как стреляют в русских людей прямой наводкой фашистские танки.
В дни, когда произнесение имени “Сталин“ приравнивалось к преступлению, Бондарев назвал себя сталинцем. На последнем вечере газеты "Завтра" он выступил с блистательным словом о Сталине. Бондарев — интеллектуал. Его держит в этой жизни острая недремлющая даже мысль и чувство красоты. Рядом с Бондаревым нельзя быть глупым, нельзя быть пошлым, нельзя быть неряшливо и скверно одетым. Его присутствие мобилизует.
Я его люблю, почитаю, побаиваюсь. Очень дорожу его присутствием в сегодняшней литературе и в моей жизни. Однажды поздно вечером позвонил Бондареву на дачу. Его супруга, милая Валентина Никитична, сказала:
— Он вышел посмотреть на звезды.
Бондарев всю жизнь смотрит на звезды. Он смотрел на них из окопа Второй мировой. Он смотрит на них посреди нынешней русской беды. Однажды, после своих созерцаний, он сказал мне:
— Звезды описывать очень трудно. Сегодня я увидел большую сияющую звезду. И она была, как раздавленный алмаз.
В дни семидесятипятилетия Бондарева кланяюсь ему и надеюсь, что мне повезет. Стоя на последних тающих весенних снегах, мы с ним будем вместе смотреть на звезды.
Александр ПРОХАНОВ
Анатолий АФАНАСЬЕВ УЖАС В ГОРОДЕ ( Фрагмент романа )
ИЗВЕСТНЫЙ ЖУРНАЛИСТ Геня Спиридонов поехал в Федулинск по наводке корешана с телевидения, Осика Вахрушина, автора и ведущего популярной передачи “Лицом к рынку”. Смысл передачи заключался в том, что все ее участники так или иначе что-то покупали и продавали, и при этом никто не оставался в убытке. Самый главный везунчик, как во всех подобных шоу, получал какой-нибудь необыкновенный, заветный приз. В последней субботней передаче девушка из провинции выиграла целый вагон гигиенических прокладок “тампакс”, которые можно было использовать также в качестве контрацептивов. Ее партнеру, пожилому, седовласому шахтеру, прибывшему на передачу прямиком из пикета, повезло еще больше: счастливчик стал обладателем бесплатного пропуска во все стриптиз-базы Москвы, включая знаменитый “Элегант-отель” на Рублевском шоссе, где развлекались исключительно члены правительства, банкиры, депутаты Государственной Думы и лидеры мафиозных кланов. К сожалению, пропуск действовал лишь в течение одной ночи. На многозначительно-сочувственный намек ведущего, дескать, не надорвется ли пупок, — победитель солидно ответил: “Придется попотеть, но в забое бывало покруче”, — чем вызвал бурю восторга в публике.
С Осиком они попили пивка в Доме журналистов, потом, как водится, перешли в ресторан, и там закосевший Спиридонов пожаловался другу, что ему до зарезу нужно состряпать какую-нибудь сенсацию, но не туфту, а чтобы действительно зацепила читателя за живое. Дело в том, что знаменитый “Демократический вестник”, славящийся своей независимостью, в очередной раз переходил из рук в руки: на днях межнациональный банк “Москоу-корпорейшн” перекупил его у прежнего хозяина, холдингового концерна “Сидоров, Шмуц и Ко”. В газете ожидалась крупная перетряска — новая метла, известно, чисто метет. Спиридонов собирался подстраховаться, хотя ему лично увольнение вроде бы не грозило. Он был известен своей неподкупной лояльностью к режиму, но ведь никогда не угадаешь, в какую сторону подует ветер. Лучший способ страховки для журналиста — напомнить читателю о себе каким-нибудь крупным разоблачением, но ничего путного, как на грех, не подворачивалось.
Осик откликнулся с пониманием.
— Не там ищешь, коллега, — заметил он снисходительно, нагребая столовой ложкой черную икру на ноздреватую свежую булку. На самом деле все эти заказные убийства, разборки, взрывы, растление младенцев и вообще всякая катастрофика давно навязли у людей в зубах. Их перекормили этим до блевотины.
— Любопытно, — иронически буркнул Спиридонов. — И что же, по-твоему, читатель жаждет получить взамен?
— Сказку... Да, да, красивую социальную сказку. Ты покажи быдлу кусочек благодати, посули, что у него, у быдла, есть шанс приобщиться, — и оно тебя мгновенно возлюбит. Памятник поставит при жизни. Классик не шутил, когда сказал: тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман. Скажи придурку правду — он тебя возненавидит, наври с три короба — прославит, как благодетеля. Так мир устроен, Генюшка, не нам его менять. На этот психологический феномен опирается, как каменный столб, любая идеология, от капиталистической до неохристианской.
— Конкретно, — Спиридонов, нервничая, опрокинул стопку “абсолюта”. Он не любил нравоучений. — Что ты предлагаешь конкретно?
Осик не заметил раздражения друга.
— У моей передачи рейтинг все время растет, а ей уже шестой год. В чем секрет? Объясняю популярно. Чем человек бомжистее, тем больше ему хочется схавать чего-нибудь на халяву. Я даю ему такую возможность. В моем шоу никто никогда не проигрывает, понимаешь? В сущности, это земная модель рая. Вся задача только в том, чтобы туда попасть. А уж если попал... Знаешь, когда меня эта идея озарила, я начал себя уважать. Вот он и есть — возвышенный обман, можешь потрогать руками.
Спиридонов, слушая похвальбу приятеля, совсем закручинился и в забытьи осушил очередную стопку. Самое обидное, что проклятый телевизионный кукушонок, по всей вероятности, абсолютно прав. Пора, пора менять амплуа неистового разоблачителя, борца за справедливость на роль доброго дядюшки-дарителя. Но как? Газета — не экран, и слова, напечатанные на бумаге, не сунешь читателю в зубы, как “сникерс”.
— Теперь возьмем твою проблему, — будто подслушав его мысли продолжал Осик. — Недавно у нас побывала забавная девчушка из Федулинска. Такой заштатный подмосковный городишко, гнилой и никому не нужный. Население что-то около ста тысяч. В основном — ученая братия, бывшие оборонщики, а уж это, сам знаешь, совки из совков, ржавые гвозди. Публика совершенно никчемная, их уже не переделаешь. Девчушка мне, однако, понравилась, и я ее сперва, как положено, оприходовал в кабинете на предмет невинности. И вот между делом она рассказала кое-что любопытное про этот Федулинск. Якобы там до того разумно устроена жизнь, что нет никаких волнений, беспорядков, голодовок и даже преступлений. То есть тишь и гладь, и божья благодать. Все довольны всем, каждый день, как праздник.
— Такого не может быть!
— Допустим, не может, — согласился Осик. — Допустим, это плод больного девичьего воображения. Тем более, она мне показалась какой-то немного заторможенной. И раздевалась как-то медленно. Никаких вопросов не задавала. Зато уж как начала щебетать, еле остановил... Хорошо, пусть бред, но что тебе мешает съездить и посмотреть? Я дам ее адрес. Потолкуешь с ней, оглядишься. Если хоть сотая доля ее фантазий правда, то ведь это и есть суперсенсация. Что-то приукрасишь, отретушируешь... Генушка, это же клад!..
Утром на похмельную голову Геня Спиридонов вяло перебрал два-три сюжета, которые мог бы предложить в номер: четырнадцатилетняя спидоносица, заразившая за вечер десятерых мужчин; депутат, застреленный в объятиях чернокожего любовника; взрыв на Сущевке, снесший половину девятиэтажного дома — двадцать трупов и сколько-то раненых; авария на окружном шоссе, пьяный водитель “мерседеса” врезался в автобусную остановку, четыре покойника, а на виновнике происшествия ни царапины — и прочее такое, рутина — действительно скулы сводит от скуки, притом товарец, разумеется, не первой свежести, за вечерними теленовостями не угонишься.