Ялтинский мир вскоре после заключения самого Ялтинского соглашения от радужного победного оптимизма триумфа над общим врагом (Германией Гитлера и странами оси) перешел к длительному этапу "холодной войны", где атлантистско-евразийский кондоминиум превратился в жесткое геополитическое противостояние двух враждебных лагерей. Отсутствие промежуточной зоны в лице побежденной Средней Европы заставляло проецировать на вчерашних союзников типологию недавнего врага: так сложились геополитические мифы - советский ("либерализм, капитализм есть почти фашизм") и либерал-демократический ("советизм, коммунизм есть почти фашизм"). Но специфика Ялты состояла в том, чтобы демонизация противника не переходила определенной роковой черты. Острая драматическая геополитическая напряженность, характерная для конца 40-х - начала 50-х вылилась в конце концов в создание Советского атома и в модель ядерного баланса. Теперь обе главные противостоящие силы Ялты были застрахованы от конфликта перспективой тотального взаимоуничтожения, гарантированного атомным оружием. Горячее противостояние исключалось невозможностью ни одной из стороны исключить вероятность своего тотального уничтожения в случае перехода противостояния к прямой мировой войне. Таким образом Ялтинский мир представлял собой отсрочку Третьей Мировой, геополитические и идеологические предпосылки которой, тем не менее, оставались.
Основной зоной реального столкновения двух сверхдержав, обузданных рамками взаимного ядерного суицида, стал Третий Мир, где на "нейтральной" территории - Вьетнам, Ангола, Зимбабве, Корея, Куба, Сирия, Египет, Ливия, Афганистан и т.д. - разворачивались локальные безъядерные войны, в которых оба ялтинских полюса сталкивались между собой прямо или скрыто.
После Карибского кризиса, когда хрупкий баланс был едва не нарушен, наступили 70-е, "детант", "эпоха разрядки". Но разрядка была относительной, и противостояние развивалось интенсивно, хотя и не экстенсивно. Однако именно в эти годы у ряда международных общественных организаций, связанных с политическим истеблишментом, возникает идея "абсолютизации Ялты", консервирования существующего положения дел, т.е. относительного глобального мира, и придания такой ситуации самодовлеющего юридическо-го значения. С этим связан расцвет глобалистского сознания и появление таких организаций, как Римский клуб, стремящийся подчинить стратегические и геополитические интересы двух сверхдержав отвлеченной гуманитарной логике "выживания", "устойчивого развития", "экологической политики" и т.д.
Запад, внимательно отнесшийся к этому направлению, предпочитал, однако, воздерживаться от решительных шагов, подозревая за "гуманитарным глобализмом" Римского клуба сложный ход Москвы, стремящейся усыпить бдительность североатлантического альянса. Советские Генеральные Секретари были не менее подозрительны, хотя в глобалистских проектах участвовали (ИСИ академика Гвишиани, И.Фролов и т.д.).
Михаил Горбачев первым из советских руководителей сделал решительный шаг, причем в одностороннем порядке - в сторону глобализма. При этом проект Горбачева был более радикален, нежели самые смелые планы Римского клуба. Горбачев предложил вообще отказаться от силового видения планетарной геополитики и перейти непосредственно к гуманитарно-юридической, эколого-глобалистской модели мироустройства. Горбачев стремился перевести "порядок Ялты" в эру всеобщего ми-ра, т.е. вернуться к тому идеальному проекту, который лежал в основе этих соглашений, как чисто виртуальная реальность общности советской и либеральной систем перед лицом поверженного антигуманного и антипросвещенческого чудовища фа-шизма. Видимо, опьяненному гуманитарным глобализмом советскому вождю казалось, что он, подобно цивилизованному секулярному "мессии", способен отменить исторические, цивилизационные и стратегические противоречия двух сверхблоков, по собственной воле превратить огонь в лед и лед в огонь. Он внезапно поверил в хрупкий и в высшей степени условный язык международного права и решительно отбросил силовую реальность с ее геополитическими императивами - в его со-знании "ноосфера" победила силы материально-географического, исторического и цивилизационного реального мира. Желая утвердить "абсолютную Ялту", Горбачев резко нарушил тончайший баланс могущественных геополитических энергий и фактически подписал "Ялтинскому миру" смертный приговор.
Изъятие из ялтинской реальности одного из двух важнейших полюсов с декларативным, чисто номинальным переходом к планетарному господству международного права, ООН и т.д. на деле, вне безответственных псевдомессианских галлюцинаций Михаила Сергеевича и его глобалистского окружения, могло привести только к гипертрофированному усилению второго оставшегося компонента - западной капиталистической сверхдержавы, США. Отныне США оказывались в исключительных условиях полного стратегического всевластия. Глобалистские проекты Римского клуба и другие версии теории конвергенции никогда не предполагали появления такой странной и неожиданной фигуры, как Горбачев, способной по собственной воле и вопреки элементарному здравому смыслу пожертвовать противнику абсолютно все. Поэтому даже самые смелые теории гуманитарного мира предполагали, что Запад по мере усиления процессов конвергенции также пойдет на серьезные стратегические, концептуальные, идеологические, экономические уступки, ослабит свою хватку над теми регионами, которые он традиционно контролировал в "Ялтинскую эпоху". Никто не мог предположить, что один из могущественных полюсов пропадет, растворится, так и не дав свой последний бой...
Трезвые стратеги Запада, прекрасно осознававшие утопичность глобализма, далекую перспективу конвергенции, перехода к гуманитарным планетарным проектам, рассматривали Горбачева как неожиданный подарок судьбы, как припадок безумия, поразивший военачальника противостоящего лагеря в критический момент сложной затяжной войны.
По мере того, как фрагменты "Ялтинского мира", по всем параметрам относящиеся к ведению Москвы, один за другим передавались Горбачевым североатлантическому альянсу, Запад от недоверия и недоумения переходил к бурному восторгу и чувству незаслуженного триумфа. Постепенно геополитический силовой потенциал Москвы настолько ужимался, что даже остаточное ядерное оружие не могло обеспечить ей статус стратегического полюса. Так кончался "Ялтинский мир".
В высшей степени показательно, что его конец осуществился по удивительному сценарию - самому маловероятному из предсказываемых. Вместо конвергенции, переходу к доминации международных правовых институтов, вместо гуманитарного "конца истории", все завершилось триумфом одной из составляющих, получившей полноту силового контроля в глобальном масштабе.
Показательно, что в идеологической сфере вместо того, чтобы оба лагеря отказались от полуотождествления противников с "фашизмом", утвердилась чисто либеральная формула "коммунизм есть почти фашизм", и еще резче "коммунизм = фашизм". Отсюда термин "красно-коричневые".